— Как зовут художника?
— Не знаю.
— Он же наверняка подписал картину. — Выпрямившись, она внимательно рассмотрела нижний край полотна. Потом взглянула на него: — Это же оригинал.
— Да.
— Ты знаешь, сколько это стоит?
— Нет.
— Видимо, ценная вещь. Откуда она у тебя?
Ему вспомнился давний разговор с отцом.
— Иди сюда. — Он протянул руки. — Знать не хочу, сколько она стоит. Если бы знал и сказал тебе, а ты бы тоже знала, мне пришлось бы задаваться вопросом, не любишь ли ты меня из-за моей картины.
Она юркнула в его объятья.
— Не глупи. Если картина действительно ценная, ее нельзя держать дома. Летом тут жарко, а зимой холодно, да еще вдруг дурацкая печка твой чердак и весь дом подожжет. Сам-то ты убежать успеешь, а картина сгорит. Ценной картине нужна постоянная умеренная температура и влажность, а может, и еще что-то. А если ее нельзя держать здесь, то лучше сразу продать. Ты столько работаешь, а позволить себе ничего не можешь, денег не хватает. Глупо.
Чтобы отвлечь ее, он принялся рассказывать о своей новой работе. Но перед уходом она все-таки сказала:
— Знаешь что?
— Что?
— Брат у меня изучает историю искусств. Пускай посмотрит твою картину.
Он не хотел, чтобы дело дошло до этого. Когда она пришла в следующий раз, сунул картину под кровать, а девушке соврал, что картину забрала мать. Оказалось, что девушка поговорила с братом, но тот не мог припомнить ни похожего художника, ни похожего мотива, вспомнился только журнал «Lézard violet», который выпускался в Париже с 1924 по 1930 на переходе от дадаизма к сюрреализму; вышло десять номеров. Потом она забыла о картине.
Когда девушка уходила, он вновь вешал картину над кроватью. Поначалу это напоминало игру; он с улыбкой снимал картину, с улыбкой вешал обратно, прощался с девочкой и шутливо здоровался. Позднее ему стала докучать необходимость снимать картину из-за своей посетительницы, а потом и сама посетительница. Когда они спали вместе или лежали рядом, он ждал, чтобы она поскорее ушла и можно было бы вернуть картину на место, вновь начать привычную жизнь.
В конце концов они расстались.
— Не знаю, что творится у тебя в голове и в сердце. — Она коснулась пальцем его головы и груди. — Может, здесь и есть для меня место, только слишком уж маленькое.
9
Страдал он сильнее, чем мог ожидать. Иногда злился, поскольку ему казалось, что без картины все могло выйти иначе. Но даже эта злость связывала его с картиной. Он разговаривал с девочкой. Жаловался, что без нее все было бы лучше. Что во всем виновата она. Что теперь она могла бы глядеть на него поприветливей. Не гордится ли она избавлением от соперницы? Только особенно воображать не стоит.