Первые залпы (Мартьянов) - страница 7
Проклятые фашисты! Жадные, жирные свиньи! Чтоб вас поразило громом и наказала святая дева Мария!
Он вспомнил, как здорово на свадьбе у Болеслава Каплуна подурачили двух «судетов»[1] из пограничной «вахи». В тот вечер они арестовали Александра Семенюка за участие в «беспорядках» и вели его на веревке по улице в свою проклятую «ваху». Ну, и зашли на огонек к Болеславу Каплуну. Гости недружелюбно притихли, но не станешь же выгонять немецкое начальство? А «Судеты» привязали Семенюка веревкой к печной дверце и потребовали водки. Им налили. Они выпили за здоровье и счастье жениха и невесты. Им еще налили. А Семенюк стоял со связанными руками, прямой и гордый. И тогда Болеслав сказал господам немцам, что он научит их хорошей польской песне — только пусть они выпьют еще стакан и еще один стакан. «Судеты» выпили и захмелели. А Болеслав запел.
Это была славная песня польских повстанцев, разбросанных по всему свету. И все гости встали со своих мест и подхватили эту песню, бросая ее гордые слова прямо в пьяные рожи гитлеровских солдат. А те, плохо соображая, пьяно горланили эти же слова вместе со всеми.
Это была любопытная картина: немецкие солдаты пели польскую песню!
Потом они увели Семенюка к себе на «ваху».
Гнев, негодование, чувство собственного бессилия испытывал сейчас Ярощук, вспомнив этот недавний случай.
Он прибежал домой, выпил квасу, немного покрутился во дворе, в хате, велел жене Ольге ждать его, никуда не отлучаться и побежал в деревню Старый Бубель, в которой жил его двоюродный брат Павел Калистратович Дудко.
Этот уж что-нибудь придумает! Самый грамотный на деревне, самый «политичный».
Возле Старого Бубеля места были безлесные, открытые — поля ржи и картошки, мелкий кустарник, — и немецкие войска здесь не скапливались. Так, пройдет машина-другая с солдатами да даст о себе знать пограничная «ваха», что стоит за Старым Бубелем в маленькой деревеньке Бубель-Луковиско. Здесь и штатским было полегче двигаться по дорогам и вдоль самого берега.
И все-таки риск был большой, и не каждый бы решился на то, на что решился Павел Калистратович Дудко: переплыть реку и сообщить советским пограничникам…
Германская «ваха» стояла в какой-нибудь версте от дома, патрули с овчарками то и дело рыскали по огородам и вдоль реки. Сам начальник «вахи» обер-лейтенант Фук, вездесущий как дьявол, проверял посты по всему участку границы. С ним шутки плохи. Не дай бог попасться ему в лапы!
Но ничто не могло изменить решения Павла Дудко. Двоюродный брат Иосиф уже бежал к себе в Гнойное, а он все еще ходил по двору, поглядывал на небо и клял солнце, дневной свет. Скорей бы смеркалось! Было только лишь три часа пополудни, и солнце светило над самой головой ярко и беззаботно. Пойма реки с редким низким кустарником, с копнами сена, с бочажками черной поды хорошо просматривалась с высокого берега, где стояла «ваха», возле которой все время дежурил часовой. Нет, рисковать нельзя, лучше дождаться темноты. Если поймают, никто уже больше не успеет предупредить русских!