— Мисс Баум…
— Я все сказала. А теперь уходите вместе со своими извинениями.
Мара, пошатываясь, направилась к двери, испытывая головокружение оттого, что все ее усилия оказались бесполезны. На секунду она оглянулась и неожиданно заметила деревянный ящик в дальнем углу гостиной, заставленной багажом. Она не увидела его, когда второпях входила, но зато теперь этот ящик показался ей знакомым. Мара пошарила в памяти и вспомнила: хранилище аукционного дома «Бизли». Этот самый ящик предназначался для «Куколки».
Так вот как Майкл и Филипп утрясли дело «Баум», чтобы помешать бомбе взорваться на весь мир. По-тихому организовали «кражу». Страховка пойдет в опустевшие сундуки теперешних владельцев, иезуитов, а картина попадает в руки Хильды Баум, которая только этого и ждала. Обе стороны довольны, дело «Баум» против «Бизли» прекращено, с выплатой издержек, разумеется. Все счастливы, кроме страховой компании, но она покроет убытки за счет страховых взносов. Схема сработала бы, если бы Майкл замял правду и отобрал у Мары документы, но тут он потерпел крах.
Мара уставилась на Хильду, которая стояла, высокая и решительная, с вызовом отвечая на укоризненный взгляд.
— Мисс Койн, теперь вы, надеюсь, понимаете, что я никак не могла предоставить решение суду. Ваши аргументы — и тот, что отец мог добровольно продать «Куколку» нацистам, и тот, что обращение в суд последовало после длительного перерыва, и насчет этой проклятой расписки — были слишком хитры, чтобы я рисковала. Вы и ваш суд были готовы отдать картину «Бизли». Поэтому, когда вчера ночью мне предложили «Куколку», у меня не оставалось другого выбора, как согласиться.
— Нет, у вас был выбор.
— Мисс Койн, я пошла бы на сделку с самим дьяволом, лишь бы вернуть картину.
И тут впервые Маре пришли на ум верные слова.
— Мисс Баум, мне кажется, вы так и поступили.
К северу от Мюнхена, 1943 год
Солдаты вытаскивают Эриха из темного подвала, где проводился допрос, на утренний свет. Хотя небо затянуто серыми облаками, солнце все-таки пробивается сквозь них и ослепляет его.
После многих дней темноты мир кажется невероятно ярким, и из его распухших глаз начинает сочиться влага. Он не хочет, чтобы солдаты по ошибке решили, будто он плачет, поэтому утирается рукавом. Бледно-голубой, изорванный в лохмотья рукав становится красным. Из глаз текут не слезы, а кровь.
Когда глаза немного привыкают к свету, Эрих понимает, что солдаты только что вывели его на середину лагерного двора. Справа он видит ворота, через которые его и Корнелию привели сюда под конвоем. На железных воротах выбит издевательский девиз лагеря Дахау: «Arbeit macht frei», что означает «Работа делает свободным».