— Ну как? — спросил он.
— У меня нет слов! — Сенека развел руки в стороны и чуть склонил голову набок.
— Я спрашиваю о другом,— уточнил Нерон, опустив глаза.
— Прости, если я не сумел понять,— быстро сказал Сенека,— но твоя декламация...— Он сделал паузу, как бы подбирая лучшее определение, а на самом деле ожидая, чтобы Нерон перебил его.
Так и случилось. Нерон сделал протестующий жест и проговорил, не поднимая глаз:
— Оставим это. Ты понял, что я имел в виду, сказав: «Двух расторопнейших самых товарищей наших я выбрал»?
— Я не смею,— поклонился Сенека.
— Говори! — подняв наконец глаза и величественно откинув голову, приказал император.
— Я не смею думать,— повторил Сенека,— что ты имел в виду меня и...
— И кого еще?
— Афрания Бурра,— сказал Сенека на выдохе, словно ему трудно было произнести это имя.
Нерон снова с прищуром посмотрел на него и, чуть помедлив, кивнул:
— Ты правильно меня понял, мой Луций. Я считаю тебя и Афрания своими первыми друзьями. Но тебя, конечно, наипервейшим,— добавил он, подняв вверх указательный палец.— Ты знаешь, я всегда был примерным сыном и никто не мог бы упрекнуть меня в непочтительности к матери. Разве это не так?
— Это так, император,— с медленным кивком подтвердил Сенека,— Никто не может упрекнуть.
— Вот видишь, ты сам говоришь,— сказал Нерон так, будто это Сенека уверил его, что он всегда почитал мать и что упрекать его не в чем.— Но сейчас я не принадлежу себе и не могу быть просто сыном.
— Ты принадлежишь Риму,— заметил Сенека, но тут же подумал, что его слова прозвучали двусмысленно, и добавил: — И Рим принадлежит тебе.
Нерон удовлетворенно кивнул и вдруг сказал совсем другим тоном, хитро подмигнув собеседнику:
— Знаешь, иногда мне хочется изнасиловать Рим как непорочную весталку. Или ты считаешь, что мой Рим скорее площадная девка, чем весталка?
— Я полагаю, что твой Рим многолик,— уклончиво ответил Сенека.
— Может быть,— задумчиво проговорил Нерон, словно решая про себя, на кого же больше похож его Рим.— Но вернемся к моей матери. Значит, ты считаешь, что она готовит заговор? Но в этом случае я не могу вести себя как почтительный сын. Ведь я император, а власть императора священна. Ты думаешь иначе?
— Власть императора священна,— повторил Сенека, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже,— и никто не вправе посягнуть на нее.
— Ты имеешь в виду и мою мать? — быстро проговорил Нерон, пригнувшись к собеседнику и заглядывая в его глаза снизу вверх.
— И ее тоже! — веско кивнул Сенека.
— Хорошо.— Нерон отошел к столу и, опершись на его край, продолжил: — Посоветуйся с Афранием, что тут можно сделать, а потом вместе приходите ко мне. И еще. Попытайся поговорить с матерью, может быть, ты ей сумеешь внушить...