счастья. — Ух! Однако же, и время! — Он щелкнул крышечкой часов. — Все! Всем желаю здравствовать! — И он подался было к двери.
— Но, Николай Пантелеймонович, — удивился отец Александр, — а что же этот мошенник?.. Неужели он так и останется безнаказанным?
— Увы. Воздать ему не в наших силах. Для этого нужно, по крайней мере, чтобы он добровольно и при свидетелях признался в том, что мы сейчас услышали.
Как, по-вашему, признается он? Вот то-то… Он скажет, что все это злонамеренный наговор на него. Ну, например, в отместку за неразделенную любовь мадемуазель Карамышовой. Мне такое известно…
— Какая несправедливость! — воскликнул священник.
— Ну, батюшка, вы-то, как православный пастырь, больше других должны полагаться в этаких случаях на высший суд. — Артамонов поднял глаза к небу. — Авось там ему зачтется.
— Как православный пастырь, я вам истинно говорю: высший суд вперед нам зачтет в вину то, что попускаем злу! Ибо сами через это зло творим! — Впервые за этот вечер в голосе батюшки зазвучали по-настоящему сердитые нотки. — И поделом будет нам.
— В любом случае, отец, у меня теперь управы на него нету. Нечего и говорить… — И пристав, в который раз, страдальчески оглянулся на дверь.
— Подождите, подождите, Николай Пантелеймонович, — взмолился отец Александр. — А если я попы таюсь устроить так, чтобы он признался в своем проступке, здесь же, при мне и при вас, — вы сможете тогда взыскать с него?
— Ну что же вам неймется все… — сказал совсем раздосадованный пристав. — Ну извольте, если сумеете…
— Во всяком случае, попробую. Есть у меня одна мыслишка… Ольга Алексеевна, вам известно, где он теперь, этот расчетливый жених? Вы бы сегодня же смогли убедиться, как он относится к вам на самом деле.
— Да, известно, — кивнула Ольга. — Он сказал давеча, что после этого переночует здесь неподалеку, на Пятницкой, в четырнадцатом номере. Там у него друг живет. Тоже студент. Его фамилия Левенконь.
— Левенконь… — повторил отец Александр. — А как фамилия вашего Григория Ильича?
— Валовик его фамилия, ирода! — сказала, будто пожаловалась, Капитолина Матвеевна.
— Хорошо! Давайте теперь перейдем к делу. Пожалуйста, — обратился отец Александр к Гузееву, — ступайте в Пятницкую, в четырнадцатый номер, и приведите сюда этого Валовика. Капитолина Матвеевна, будьте добреньки, сходите ко мне и позовите мою Зину. Она, верно, спит. Да пусть уж поднимется — и скорее сюда. А вас, Ольга Алексеевна, я попрошу сейчас написать одну записку. Садитесь, я вам продиктую.
Глубокой ночью, когда уже в Замоскворечье запели первые петухи, к дому купчихи Карамышовой подкатила коляска. Из нее вышли двое.