- Я там был.
- Д-да... - сержант задумчиво вертел в руках винтовку, - вот эта трещина на прикладе - это Максим немцу черепок расколол. А на черепке каска. Дюже горячий бой был...
- Что ж, погиб... Максим?
- Да... Теперь неживой.
Оба замолчали.
- Ну давайте, - произнес, наконец, сержант, - винтовку себе возьму.
Но Куликов тихо ответил:
- Нет, товарищ сержант, теперь не отдам.
С тех пор не расставался Алексей Куликов со своей шрамоватой. И когда политрук, бывало, рассказывал бойцам о славе русского оружия и вспоминал суворовских орлов, и оружие октябрьских баррикад - пики да самострелы, и деревянную пушечку сибирских партизан, и танки Халхин-Гола, - Куликов все поглаживал свою шрамоватую, словно в ней были и вся слава и все традиции русского оружия. С этой винтовкой нельзя плохо драться, ее опозорить стыдно, а бросить на поле боя - смертный грех. Он и сам не понимал теперь, как это случилось, что он бросил когда-то свою винтовку и убежал с товарищем в кукурузу. "Ах, подлец, подлец! - ругал сам себя, - подлец-изменщик".
Однажды он сказал сержанту:
- Ежели меня убьют, то мою шрамоватую отдай достойному бойцу.
- Хорошо, - не улыбнувшись, ответил сержант, - отдам достойному.
В эту пору произошел у Куликова крупный разговор с Леонидом Внуковым. Стояли они тогда на отдыхе после жестоких боев, мылись, брились, отъедались. Больше всего Куликов обрадовался речке. Вот и на Днестре он побывал, и на Днепре, и на Буге, а эта речка всех милей. Те реки большие, шумные, пароходные, бог с ними; эта тихонькая, узенькая, родная, в ней и постирать удобно и поплавать - одно удовольствие, словно дома, в детстве...
А Леонид Внуков сидел на берегу скучный, сгорбившийся. Тускло глядел на реку, на плескавшегося там Куликова и то зевал, то вздыхал.
- Что заскучал, товарищ военный? - весело обратился к нему Куликов, вылезая на берег. - Не скучай о бабе, пусть бабы о нас скучают.
Он сел рядом с Внуковым, подставил плечи и шею солнцу. Последние теплые дни, бабье лето.
Внуков и шутке не улыбнулся. Скрипуче стал жаловаться он, что устал, чертовски устал он, здоровье у него нежное, к такой жизни не приученное, а тут бои да походы, бои да походы... Тяжелая война.
- А война легкая не бывает, - отозвался Куликов.
- Я ведь раньше как жил? - скрипел Внуков. - Я замечательно жил. Хорошая у меня была должность...
- А теперь у всех мужиков одна должность: фашиста бить...
- Я ответственный был в районе человек. Управляющий делами рика. Зачем меня на войну?
- Ишь какой у тебя умный чертеж! - усмехнулся Куликов. - Значит, Куликов фашиста бей, а Внуков - бумажки пиши?