— Что там?
— Н… ничего, — ответил я. Сашка пожал мой локоть. Я убрал руку от оружия.
Ромку вывели к самой околице, к дороге, где стоял какой-то сарай. Он не был связан, его подтащили к двери и…
Я не охнул только потому, что перехватило горло.
Полицаи стали ПРИБИВАТЬ мальчишку к двери.
Именно прибивать — за поднятые над головой руки и за ноги, наложив их друг на друга. Офицер стоял рядом и что-то говорил. Ромка не кричал, я видел его лицо — с подёрнутыми какой-то плёнкой глазами, только голова у него дёргалась при каждом ударе, а под конец изо рта поползла струйка крови. Немец повесил ему на шею какую-то табличку и ушёл, не оглядываясь. Полицаи уселись неподалёку на траву и стали закусывать, появилась бутылка.
П А Р Т И З А Н
Так гласили чёрные буквы на дощечке.
Я отложил бинокль…
…Полицаи разговаривали — несли что-то нудное, замешанное на мате. Когда их сменили, я пришёл в настоящую ярость. Но как раз к вечеру первая парочка явилась снова. Один из них несколько раз пнул Ромку в пах и в живот сапогом и заржал, когда тот дёрнулся на гвоздях. Я видел это в бинокль.
А теперь полицаи были рядом. Горел костерок, неподалёку лязгала какая-то техника. Но меня это мало интересовало. Нам с Сашкой оставалось проползти считанные метры.
— Щенок, слышь, щенок! — один из полицаев кинул в Ромку комком земли. — Ты живой?
— Живо-ой, он так долго проживёт ещё, — отозвался второй. — Гадёныш краснопузый…
Это было последнее, что он сказал. Сашка, встав у него за спиной, перерезал ему горло. Первый выпучил глаза, схватился за винтовку… но тут же перенёс ладони к шее и сказал:
— Ыак… ульк… — и упал в костёр. Я подхватил его и положил рядом.
— Вас ист лоос?[49] — окликнули неподалёку. Сашка прохрипел:
— В порядке всё, ага… — и мы застыли, но продолжения не последовало.
Из темноты уже выскочили Юлька и Женька, завозились около Ромки. Рэм залёг в стороне с пулемётом. Сашка скомандовал:
— Юль, давай за подводой. Ты знаешь, к кому… Его к Мухареву надо везти, там врач… К лесу пригонишь.
— Ага! — девчонка пропала в темноте. Снять Ромку никак не удавалось — широкие шляпки гвоздей вдавились в распухшее тело. Мы все трое шёпотом матерились сквозь зубы, и гвозди подались. Ромка тихонько застонал, в стоне прорезались слова:
— Не… ска… жу…
Женька заплакал. Сашка взял Ромку на руки. Тот опять застонал и прошептал:
— Не… ска… жу… га… ды…
— Давайте к лесу, — мотнул головой я. Присел, повозил ладонью в крови одного из полицаев. И вмах написал на том месте, где распяли Ромку:
БЕРЕГИТЕСЬ, ГАДЫ!!!
Потом, приподняв тело одного из убитых, вырвал из «лимонки», снятой с пояса, кольцо, сунул гранату ему в штаны и осторожно опустил зарезанного, прижав рычаг предохранителя. Второго я заминировал «консервой», неглубоко прикопав её под животом убитого.