— Разве что по Вашей классификации…
— А что вас так бесит в трех мушкетерах?
— Бэгэродство! Уж такие люди чести… Они дворяне, вроде как офицеры привилегированной роты самого короля. Считают себя оскорбленными, если кто чихнул или зевнул в радиусе сто метров от их персон. Дуэли, дуэли… Но при этом делают все, чтоб их патрону наставили рога, да не кто иной, как английский герцог, враг Франции номер один…
И какая у этих ублюдков честь? Да их повесить мало, вместе с их командиром… А люди ими уже считай сто лет восхищаются…
— Надо же… А я как-то и не задумывался… Действительно.
— И никто не задумывается. Раз в книге пишут — то и герой. Ладно, пошли, Вам еще к выезду готовиться.
Выезд намечается непростой и потому сумку надо собрать с запасом и походом. Самое простое — набрать перевязочных материалов вдвое больше. Так вроде перед боем делали медики в Отечественную. У нас с одной стороны не должно быть перестрелки — не с кем, но запас не трет карман.
Завтракаем на скорую руку и пора на утренний сбор.
Пока идем, Николаич подает идею взять с собой и медсестричку с пистолетом.
Удивляюсь такому предложению, тем более, что семья Овчинникова — четыре человека. Особой битвы не ожидается, если будут еще спасенные — все же не лазарет же. А так получается цельная врачебно-сестринская бригада.
— Слышали такое выражение «бутылочное горло», Доктор?
— Ну, да. В смысле узкое место — где затор получается?
— Получается так. В медицине ведь такое тоже есть?
— Полно! Вон в Норд-Осте — все ресурсы столицы были подготовлены. А на важнейшем участке первичной сортировки ни одного медика не оказалось и этим занимались спецназовцы. А у них другая профессия совсем. Ждали-то взрыва, медиков оттянули на безопасное расстояние. А вместо взрыва — газ. Эвакуация поэтому тоже так же пошла через пень колоду… И вместо того, чтобы разбросать пострадавших по нескольким больницам — всех направили в Градскую. А там тоже петлю подвоза не организовали, не выдвинули к воротам пункт приема пораженных, вот им во двор и набилось в очередь триста «скорых», получился неслыханно длинный и сложный рукав переноса пострадавших, вот больше сотни и потеряли… Так что рассказывать-то можно долго.
— Ну и хорошо.
— Да мне-то только легче. Тем более — толковая она, опытная, так что не вижу причины спорить. Если согласится, конечно.
— А что ей еще остается?
Сегодня утреннее собрание начинается по-военному точно: ровно в девять часов две минуты. Чай явно становится традицией — и отлично. Не успеваем хлебнуть по глотку, как воспаряет наш импозантный мэтр и прочувственно — как ведущий церемонию в крематории — говорит о том, что вчера погиб смертью храбрых наш соратник и мы должны почтить его память…