За прошедшую неделю доктор Лапакис составил список второй группы пациентов, которым планировалось колоть дапсон. В этом списке была и Мария.
Как-то в середине марта, когда на склонах холмов уже начали появляться дикорастущие цветы, Кирицис после работы зашел к Марии в гости. Было шесть часов вечера, и девушка удивилась, услышав стук в дверь. Ее удивление еще более возросло, когда она увидела на пороге доктора Кирициса: она знала, что в это время Гиоргис уже ждет Кирициса, чтобы переправить через пролив. А потом доктору предстояло еще долгое возвращение в Ираклион.
– Доктор Кирицис? Заходите… Хотите чего-нибудь выпить?
Сквозь полупрозрачные занавески проникал янтарный предвечерний свет, и казалось, что поселок за окнами охвачен пламенем, – но даже если бы это было так, Кирицису сейчас было все равно. Неожиданно для Марии он взял обе ее руки в свои.
– На следующей неделе вам начнут колоть новое лекарство, – сказал он. Затем, глядя в глаза девушке, он уверенно добавил: – И однажды вы сможете покинуть Спиналонгу.
Уже несколько недель Кирицис репетировал слова признания в любви, но когда подходящий случай настал, то смог выразить свои чувства лишь беззвучным жестом. Однако легкое пожатие его прохладных пальцев сказало Марии больше, чем самые красноречивые слова о любви. Ее переполнило живительное ощущение прикосновения двух тел.
В предыдущие встречи они обсуждали главным образом отвлеченные вопросы, но даже когда в беседе наступала пауза, у Марии не возникало ни малейшего чувства неловкости, скорее наоборот – ее ощущения были схожи с теми, которые она испытывала, когда находила потерянный ключ или кошелек. В присутствии доктора Кирициса девушку наполняла уверенность, что она нашла то, что искала, и больше ей ничего от жизни не нужно.
Она не могла удержаться от сравнения Кирициса с Маноли, искрометная речь и игривые поступки которого зарождались словно помимо его воли – как вода, бьющая из поврежденной трубы. В первую же их встречу в доме Вандулакисов Маноли взял руки Марии и поцеловал их так, словно был страстно в нее влюблен. Однако это была лишь видимость: девушка точно знала, что Маноли не влюблен в нее. С Кирицисом все обстояло совсем иначе: несомненно, до недавних пор он делал все возможное, чтобы скрыть свои чувства даже от себя самого. Да ему и не было особой нужды делать это: он был слишком занят работой, чтобы анализировать порывы своей души.
Мария подняла глаза, и их взгляды вновь встретились – как и руки. В глазах доктора Кирициса светились сочувствие и доброта.