Солнце уже заходило, и небо начинало темнеть. Несколько минут все трое сидели молча, каждый погруженный в собственные мысли. Тишину нарушал лишь едва слышный стук их чашек о стол. Димитрий пил уже второй стакан лимонада. До этого дня он ни разу не бывал в подобном доме – с радужными бликами света и креслами, гораздо более мягкими, чем постель, на которой он всегда спал. Все это было так непохоже на его родной дом, в котором каждая лавка была превращена в чью-то кровать, а все коврики играли роль одеял! До этого мальчик думал, что так живут все люди, но на Спиналонге, как видно, все было иначе.
Когда они допили свои напитки, Элпида поднялась и спросила:
– Пойдемте дальше? Здесь кое-кто хотел бы с вами познакомиться.
Элени и Димитрий следом за ней вышли из дома, причем Димитрий неохотно – ему здесь очень понравилось. Оставалось надеяться, что как-нибудь его еще раз пригласят сюда и угостят лимонадом, – а возможно, у него хватит смелости попросить госпожу Контомарис открыть сервант и разрешить ему поближе рассмотреть солдатиков или даже поиграть с ними.
Дальше по улице стояло здание, на несколько веков моложе резиденции главы колонии. Оно все состояло из прямых линий, и ему откровенно не хватало классической красоты дома, из которого они только что вышли, – несомненно, главной целью архитектора была функциональность. Здесь располагалась больница. Элпида и Элени с мальчиком вошли в двери.
Прибытие Элени и Димитрия на остров совпало по времени с приездом врача. Эти ставшие регулярными визиты и построенная недавно больница были результатом кампании по улучшению медицинского ухода за больными, которую проводил Петрос Контомарис. Первой сложностью было уговорить правительственных чиновников обеспечить этот проект деньгами, а второй – доказать им, что осторожный доктор сможет оказывать медицинскую помощь, не подвергаясь особой опасности заразиться лепрой. В конце концов стороны пришли к соглашению по всем пунктам, и теперь каждый понедельник, среду и пятницу на остров приезжал доктор из городка Агиос Николаос. Врача, который вызвался для миссии, большинством его коллег считавшейся опасной и авантюрной, звали Кристос Лапакис. Это был жизнерадостный краснолицый мужчина немного за тридцать, которого любили работники дерматовенерологического отделения его больницы и обожали обитатели Спиналонги. Его полное тело свидетельствовало о том, что для него существует в жизни только «здесь и сейчас» и что, по его мнению, человек должен наслаждаться каждым мгновением на земле. Респектабельных родственников Кристоса Лапакиса огорчало, что он все еще был холостяком, и доктор знал, что работа в колонии для прокаженных отнюдь не улучшает перспективы его жениться. Впрочем, его это не слишком беспокоило: он получал удовольствие от своей работы и от мысли, что может хоть немного облегчить жизнь этих несчастных. По его убеждению, загробной или какой-либо другой жизни не существовало, а потому следовало как можно лучше и веселее прожить ту единственную, которая дается человеку.