Медлить он не стал, а сразу бросился в атаку, внося в ряды разбойников панику внезапностью и меткостью ударов. Как он мог думать, что тело за долгие годы уединенной жизни могло забыть главную свою науку? Смешно. Он умел убивать, он любил убивать, он хотел убивать… Здоровенному орку — голову с плеч, тем двум что слева — по одному удару, коротышке по горлу, тощему — кишки наружу. В сторону отлетела сначала одна рука, потом другая. Предсмертный крик, вой и вопль бился об скалы, лаская слух забытой мелодией. Только свист клинков, только резкие повороты, способные кого угодно сбить с толку, даже искушенного в воинском искусстве наемника, не то что каких-то лесных грабителей, бродяг и выродков.
Давным-давно жалость собрала свои скромные пожитки и ушла, не прощаясь, из сердца альва, а потому никто из его теперешних врагов не ушел живым из этой резни. Умирающих, стонущих и кричащих разбойников Риан с наслаждением дорезал, не тратя времени на разъяснения своих побуждений. Вид недавнего пленного сородича ему не нравился. Тот потерял много крови, вся нога пропиталась ею, лицо разбито, и дышал он с трудом. Видно, ему сломали ребра.
Альв деловито осмотрел бедолагу, прикинул, что тот, возможно, и не помрет, пока он будет тащить его в безопасное место.
Это была невероятная удача — встретить кого-то из своего народа, теперь, когда о Высоких уже рассказывали страшные сказки. Риан думал, что он остался один не только в своем лесу, но и на этом берегу Великого Моря. И думалось ему, что придется коротать свой бесконечный век в одиночестве, постепенно утрачивая себя, дичая и сходя с ума.
— Держись. — Отчаянно попросил он раненого. — Живи.
И тот застонал в ответ сквозь сведенные судорогой челюсти.
Сознание вернулось толчком. Первое, что пришло после всплытия из сладкого небытия, это боль. Но чувства опасности больше не было, оно исчезло. Гилд с трудом открыл глаза, пелена рассеялась. К нему склонялось бледное худое лицо, на нем ярко выделялись стальные, с голубоватым оттенком провалы — миндалевидные глаза эльфа, сородича. Гилд попытался вздохнуть и с трудом выговорил:
— Спасибо.
Но голова была уже ясной, несмотря ни на что. Он приподнялся, опираясь на локоть левой, здоровой руки. Кругом была кровь, сплошное месиво. Даже на нем вся одежда была в крови, не только своей.
— Ничего себе…
Он попытался сесть. Резкая боль пронзила плечо и бок, альв замер, стиснул зубы. Боль тоже замерла, значит, сесть все же было можно. Правая рука онемела, арбалетный болт торчал из плеча.
Секунду оба альва молча смотрели друг на друга, словно не веря, что видят перед собой родича, представителя того же народа.