В общем, пришлось Алёше сменить восемь школ. Лишь последние три года он проучился на одном месте. К этому времени его родители, на беду, как раз расстались. Но здесь речь не о переездах семьи военного. При всех этих переездах Алексей научился многому: быстро обживаться на новом месте, устанавливать контакт со сверстниками (вот только трудно потом расставался с вновь обретёнными друзьями), привыкать к новой местности, природе, климату. Но всегда и везде Алёша, затем Алексей, а потом и Алексей Витальевич чувствовал себя дома. А частые переезды способствовали формированию чувства, что дом его – очень большой, в разных его местах в нём всё разное, но своё, не чужое, что всегда в трудную минуту можно и следует обращаться к людям, живущим рядом и не совсем рядом. Порой у них бывали странные лица и имена, но все эти чужие люди быстро становились в восприятии мальчика своими. Он полюбил природу всех мест, где доводилось жить, но 176 больше всего – в тех местах, где сосновые леса граничили со степью или где реки были бурными и несли свои воды с холодных вершин. Пристрастившись к чтению лет с семи, он долго не мог понять, почему в книгах одни люди испытывают неприязнь к другим только на основании имени или разреза глаз. Обретя в детстве стойкие навыки грамотной русской речи – без московского "аканья" или волжского "оканья", южнорусского (украинского) искажения "г", – он не перенимал местных диалектов и не понимал, почему порой его произношение, грамотное и литературное, поначалу высмеивалось некоторыми одноклассниками. Но все эти насмешки всякий раз как-то сами собой вскоре стихали, и мальчик устанавливал приятельские отношения иногда даже с самыми заядлыми насмешниками. Впрочем, каких-либо кличек, тем более обидных, за ним не приживалось, и уже одно это говорило о многом. Как правило, к концу пребывания в каждой из школ Алёшу выдвигали в совет пионерской дружины. Ему удавалось сделать обычные пионерские дела интересными. Во всяком случае, никто не рвался из школы, когда он объявлял о собрании или другом мероприятии. Но едва он начинал проявлять свою инициативу в этих делах, как приходилось переезжать с родителями на новое место.
Во всех школах он участвовал в самодеятельности, слыл декламатором. Да это и не удивительно при любви к чтению. Порой это мешало. Так, на уроках литературы ему нередко бывало скучно, потому что всех изучавшихся русских классиков он уже давно знал. Но иногда то же самое и помогало: Алексей не боялся спорить с учителями при обсуждении того или иного литературного героя, нередко оказывался прав. В некоторых местностях ребят средних классов отрывали от учёбы на несколько дней для помощи в уборке урожая. Эти дни Алексей особенно любил. На всю жизнь запомнились особые запахи и свежего, и прелого сена, печёной картошки, лошадиного пота: Алексей любил на уборке урожая править лошадьми. Но к институтским годам его отношение к участию в сельхозработах изменилось: он считал непродуктивным заменять подготовку будущих специалистов неквалифицированным трудом. Впрочем, длилось это не так уж долго: на первом курсе – две недели, на втором чуть дольше, а начиная с третьего курса студентов-медиков в колхоз не посылали.