- Знаете, Аполлон Николаевич, это не только несправедливо по отношению ко мне, но и невыгодно для института. А вы прямо как бульдозер – без заднего хода!
- Твоей темы нет в плане работы института. И не будет, пока не научишься себя вести! Так что можешь идти на хер! – услышал Фёдоров в ответ. Из всех букв русского алфавита самовластный профессор почему-то только букву „X" называл по старинке.
Проблему, которой в институте по согласованию с Москвой руководил Леонтьев, в принципе следовало оценить как бесперспективную, не имеющую большого будущего. Но она являлась перспективной практически, так как хорошо финансировалась и была утверждена в качестве научной проблемы на самых верхах. Повседневно общаясь с Аполлоном Николаевичем уже в течение нескольких лет, прочтя все его публикации, собрав все доступные сведения о биографии своего научного консультанта, Фёдоров знал, что тот, как говорится, пороха не выдумал. Да, у Леонтьева, четырнадцать лет назад приехавшего в Воронеж с Волги и получившего в тридцать девять лет кафедру, были авторские свидетельства, множество публикаций, огромное влияние в учёном совете и вообще в институте, связи в Москве, обширный запас специальных знаний и эрудиция. Однако не было главного, самого важного для учёного – способности к новаторству, то есть к тому, что связано с отходом от традиций, сомнением в авторитетах и в "общепризнанном".
Своих сотрудников и аспирантов он уже многие годы "обламывал" до полного подчинения и покорности. Благодаря авторитету, наработанному с помощью характера и связей, а не творческими взлётами и новыми идеями, защиты его аспирантов и соискателей всегда проходили успешно. Но результатом такой политики, такой линии поведения и созданного им стиля работы кафедры стал застой. Да, верно, Леонтьевым была разработана так называемая "метаболическая концепция" действия на организмы сжатого кислорода. Но к чему она сводилась? В сущности, лишь к тому, что характер этого действия зависит от исходного состояния метаболизма (говоря по-русски – обмена веществ). И всё! Видимо профессор прекрасно всё это понимал и сознавал, что не ортодоксально мыслящие люди ему просто необходимы. Вероятно, потому он и согласился включить в состав своих соискателей нестандартно мыслящего Фёдорова, склонного к научному риску и не полагающегося на авторитеты, который был не только непокорным, но к тому же ещё и чрезвычайно работоспособным и плодовитым.
Помогла, конечно, и протекция Кости Резунова, только что защитившего при содействии Леонтьева докторскую и ставшего вскоре, в сорок лет, заведующим кафедрой фармакологии. Приступив к работе, Алексей Витальевич сумел так организовать своё рабочее время, прихватывая ежедневно вечерами ещё три – четыре часа, что уже через четыре месяца положил на стол Аполлона Николаевича статью в серьёзный центральный научный журнал. Вторым автором статьи стоял Костя Резунов, который хотя и не сделал для этой статьи ни одного эксперимента и не обрабатывал полученные материалы, но постоянно и заботливо оказывал консультативную и организаторскую помощь Фёдорову, пришедшему на теоретическую кафедру фармакологии прямо с клинической кафедры хирургии института усовершенствования врачей.