Теперь и мальчишка начал озираться по сторонам, держа наизготовку карабин.
И вот они оба, то и дело поглядывая на раненого, направились вверх по оврагу. Их путь — мимо моего куста. Солома, которая валяется на дне оврага, сопровождает шуршанием и хрустом каждый их шаг. Меня они не видят.
Что же их пугает? «Айн, нур айн!» Они видели только одного из наших. Видать, полагают, что двое других с пулеметом спрятались в стороне и как только преследователи обнаружат себя выстрелами, пулеметчик срежет их очередью.
Фашисты уже рядом со мной, а я еще не принял решения. Могу застрелить обоих, это нехитро: моего куста им не миновать, пройдут рядом. Но даже если удастся обойтись двумя выстрелами, на них все равно сбегутся другие, а трупы точно укажут и мой адрес и адрес пулеметчиков. Да, но если эти двое пройдут мимо, может быть, сейчас сюда вернется вся банда?
Кусты трещат у меня за спиною — немцы уходят. «Ну, дождался?» — пилю я себя.
Привстал на одно колено, выглянул из-за куста. Гитлеровцы уже в конце оврага, гам, где он пересекается с лощиной. Впрочем, мальчишку уже не видать, покачивается лишь пилотка верзилы. Не стрелял, когда они были рядом, а теперь и вовсе мало смысла. Ну, а наши бойцы? Спят! По прежнему спят!
Фашисты скрылись за поворотом оврага. Выскакиваю из своего убежища и иду за ними вслед, чтобы выяснить обстановку. Все стало ясно с первого взгляда. Недалеко, меньше чем в полукилометре, разлеглись на сухом пригорке преследователи. Их человек десять, не меньше. Они еще не слышат, что им визгливо кричит мальчишка, но видят, как он воинственно взмахивает карабином и показывает рукою на овраг. Один за другим солдаты вскакивают на ноги и спешат навстречу тем двоим.
Бегом возвращаюсь на прежнее место. Надо подаваться поближе к пулемету, перебраться на ту сторону оврага. Но стоило ступить в трясину, ноги увязают выше колен. Шаг, второй… Нет, не успеть перебраться, застигнут на полпути! Выдираюсь обратно, швыряю камешки через овраг в спящих бойцов. Раненый приподнял голову. Это и есть Василь Василич. Лица его не разобрать, но вижу, что он сильно зарос бородой.
— Немцы! Немцы! — кричу я и тычу пистолетом; туда, где овраг кончается и упирается в мелкую лощину.
Не слышит он меня или не понимает?
— Немцы! Немцы подходят!
Опять мчусь к концу оврага — ближе к опасности, но здесь более удобная позиция для засады. Выглянул в лощину — и тут же отступил. Беспорядочной толпой бегут на меня по лощине преследователи. Их больше десятка. Ёкают болотные кочки под солдатскими каблуками, летят брызги. Впереди всех знакомый уже фашистский сосунок, лицо его искажено от охотничьего азарта.