Последний взмах рукой, и я скрываюсь на опушке рощицы.
Бежать теперь не к чему — беспричинно бегущий немецкий обер-ефрейтор только вызовет ненужное подозрение. Пересекаю жиденькую рощицу и выхожу на шоссе.
…Далеко позади постукивают выстрелы. На шоссе тихо и безлюдно, но не успеваю я пройти еще полкилометра, как меня начинает нагонять ка кой-то велосипедист. Я оглядываюсь. Он машет мне рукой.
— Хальт! — слышу я немного погодя.
Мне бы спокойно идти своим путем, а я давай бежать — забыл, что переоделся, что я теперь в звании обер-ефрейтора.
— Хальт! — снова кричит велосипедист. — Хальт!
Очередь из автомата прошла над головой. Я резко обернулся, встал на колено и навел на велосипедиста автомат. Далеко, метров триста, но черт с ним, хоть напугаю. Даю очередь. Велосипедист исчезает. Бегу по шоссе, ожидая очереди в спину. Не стреляет почему-то велосипедист. Оглядываюсь — нет никого. Померещился?
Нет, не померещился. Минут через десять-пятнадцать вижу позади группу самокатчиков. Они изо всех сил жмут на педали. Некоторые посадили еще по солдату на рамы своих машин, так что их наберется десятка полтора. В гору они тянутся еле-еле, трудно им, но как только перевалят через взгорок… А впереди — открытое поле. Взобравшись на вершину, не останавливаясь, бегу что есть силы под уклон.
Что делать? Как использовать короткие мгновения, на которые я скрыт от преследователей? Спрятаться в кювете и, когда самокатчики сравняются со мной, ударить по ним в упор? Однако как только они появятся на взгорке и не увидят меня — поймут, что залег, и двинутся вперед, уже опасаясь засады, с осторожностью.
Сворачиваю с шоссе и бегу влево, в открытое поле, чтобы лишить преследователей преимущества в скорости: на велосипедах за мной не проехать. Однако у меня сил хватает лишь на то, чтобы пробежать метров двести, не больше.
Преследователи, бросив велосипеды, кинулись было вслед за мною, но тоже увязли.
У меня выбора нет — в грязь, в воду, в огонь полезешь, а для них сегодня эта погоня только развлечение. Охота ли самим мучиться ради того, чтобы кинуть еще один труп в придорожную грязь? Ругаясь, возвращаются они назад. А я счастливо набрел на проселочную дорогу, плотно укатанное полотно которой не смогла размыть талая вода.
В полутьме я оступился и угодил в какую-то неглубокую яму. Чуть плеснула подо мною студеная вода. Самокатчиков не видно и не слышно. Что же, можно двигаться дальше. Добираюсь, наконец, до линии телеграфных столбов. Ноги дрожат и подкашиваются. Не ухватился бы за столб — не устоял бы. Высоко над головою позванивают оборванные провода.