В ушах шумела кровь, а сердце било набатом. На одну секунду меня ослепила темнота заброшенного пыльного коридора, стены которого чернели разводами плесени, а побелка сви-сала с потолка лопухами. Сломя голову, я кинулась в огромный холодный зал с жалко побиты-ми окнами.
По разрушенным цехам разносились мои шелестящие шаги, даже дыхание, казалось, разлеталось эхом. Я кружилась на месте и не понимала, где нахожусь. Помещения походили одно на другое. Дверей не было, лишь провалы проходов, углы затянула пыльная паутина.
Нужно было остановиться и привести скачущие мысли в порядок, но чужие поспешные шаги заставили сердце тревожно екнуть. Я юркнула в соседний зал, где беспорядочной массой догнивали старые ткацкие станки, накрытые пыльными проеденными мышами кожухами. От резкого запаха пыли засвербело в носу.
− Эй! − раздалось за спиной.
Вздрогнув, я рывком оглянулась и даже зажмурилась на мгновение, ожидая нападения. Несмотря на боль в ладони, сжались кулаки, все мышцы напряглись.
− Птаха! − через грохот сердца мне удалось различить голос Ратмира. От облегчения подкосились ноги, и я обессилено уселась на корточки, закрывая лицо окровавленными ладо-нями.
Он двигался гораздо быстрее любого известного мне человека, но, безусловно, не смог тягаться с незапечатанным аггелом. Через короткие секунды Ратмир присел рядом со мной, от него шло тепло. Он походил на солнышко, заглянувшее в огромный запустелый цех, чтобы ус-покоить и подбодрить меня.
− Что с твоей рукой? − он бережно отвел ладонь, разглядывая порез, выглядевший дей-ствительно паршиво, и осторожно дотронулся до острой стекляшки, впившейся в кожу. У Рат-мира были странные даже жутковатые глаза. Узкие желтоватые полоски окаймляли черные, подкрашенные специальным средством радужки, будто на ночном небе случилось лунное за-тмение.
− Больно, − пробормотала я, почувствовав, как в горле встал горький комок слез, и скорбно прошептала: − У нас больше нет драконьей крови. Я ее выплеснула…
Голос осекся, потрясение победило, и лицо Ратмира поплыло. Слезинка кольнула игол-кой и сбежала по щеке, оставляя дорожку.
− Я привез сегодня, − тихо признался мужчина и насмешливо вопросил: − Ответь, где вы утащили столько крови, что хватило бы проверить весь фонд Исторического музея?
Его колкость отчего-то не показалось смешной, меня мучила другая мысль, сейчас всплывшая в гудящей голове с болезненной четкостью.
− Он погиб? − вопрос дался с трудом, через всхлип.
− Аггела сложно убить, − отозвался мужчина, задумчиво всматриваясь в мое перепач-канное кровью лицо. Он и не собирался меня утешать или уговаривать, в отличие Богдана, ко-торый от моих жалоб и слез чувствовал себя ужасно виноватым, будто сам являлся источником девичьего горя. Ратмир хорошо сделал, и так было тошно, меньше всего хотелось, чтобы со мной сюсюкали, как с последней истеричкой. Ветров старший был слеплен совсем из другого теста, а потому притягивал, словно огонь мотылька. Я тут же устыдилась глупых мыслей и пробормотала: