Выполнять за деньги любую работу он был не в состоянии, пока рана не излечится. От непрекращающегося жара Павек стал худым и слабым. А кошелек Сасела становился все тоньше и тоньше. Проверив свою отвратительную рану в холодном утреннем свете — после того, как всю ночь он не мог заснуть от мучительной, пульсирующей боли — он осознал, что пришло время для отчаянных мер. Если он не найдет дешевого целителя, он умрет от заражения крови намного раньше, чем от голода.
Он начал поиск со своих бывших коллег. Жизнь темплара полна предсказуемых опасностей. Каждое бюро содержит целый штат целителей, каждый из которых способен вылечить почти от любой напасти: от яда до ран типа его. Их работа хорошо оплачивалась, но никакой темплар никогда не отказывался от дополнительного заработка. Павек подобрался поближе к внутренним воротам админстративного квартала, где разные бюро темпларов имели свои желто-красные здания.
Прежде, чем решиться войти в ворота Павек взглянул внутрь и увидел темплара, носящего лакированную маску и черную одежду некроманта, широкими шагами пересекающего мощеный двор. С такого расстояния Павек не мог сказать, был ли это Экриссар или нет, но риск себя выдать заставил его отказаться от своей затеи, а боль становилась все сильнее и сильнее.
Павек направился на рынок и потратил целую серебряную монету на пакет порошка Дыхание Рала, который должен был стоить не больше двух керамических. Смешанный с водой он только заморозил его язык и и ничем не помог его локтю.
С мрачной иронией Павек вспомнил момент в оффисе Метисы, когда она удивлялась жалобам. Если бы он не был беглецом, он сам мог бы пожаловаться: на каждом пакете была печать города, удостоверяющая его чистоту: Урик выживал на протяжении тысяч лет только потому, что его печать значила ничуть не меньше, чем его армия или король.
Когда печать становится бессмысленной, кто-то где-то должен позаботиться об этом.
Курьер без рукавов толкнул Павека, пока тот брел по улице города. По старой привычке он начал было ругать юнца, но боль достигла новых высот, и он был вынужден прислониться к стене и переждать приступ. Мальчишка невольно присвиснул и перекосился в лице, увидев гниющую, плохо перевязанную рану. Нетвердо держась на ногах, Павек поднял кулаки и тут ему на ум пришла внезапная мысль, что он ведет себя как смертельно раненое животное на гладиаторской арене: движется через боль, возможно смертельную, но он заберет этого мальчишку с собой, даже если это последняя вещь, которую он сделает в своей жизни.
— Эту рану нужно лечить, если ты не собираешься умирать, — сказал парень почти дружеским тоном, констатируя факт. — Тебе придется выложить целое состояние, если ты захочешь, чтобы один из наших целителей занялся ею, но есть старая женщина-дварф в северо-западном углу эльфийского рынка. Она немного сумашедшая — призывает древние моря дать ей силу — но она дешевая и доступная. — Он порылся в своей одежде — она была новая, а складки еще не истрепаны — и выудил оттуда четыре керамических монеты, которые вложил в дрожащую руку Павека, прежде чем идти дальше.