Самой последней вещью, которую Джоат хотел совершить в своей жизни, было передать проклятую таверну своим детям и внукам. Он покрепче сжал пальцами обвитую кожей рукоятку и решительно направился к занавесу.
Но Джоат оказался не единственным, кто бросился к взбесившемуся человеку. У темпларов был свой, особый интерес к Берлоге Джоата. Хотя, конечно, в городе они могли ходить где хотели, но мало где их появление вызывало радость у горожан. Любой из постоянных посетителей дварфа взорвался бы от гнева, если бы кто-нибудь обвинил его или ее в дружбе, любви или еще каком-нибудь подобном извращении, но была корпоративная честь, о которой никто не упоминал, и она подразумевалась сама собой. На пол полетели отодвинутые стулья, лавки и даже попавший под руку стол, когда все посетители повскакали на ноги. Колебание прошло через всех посетителей Берлоги Джоата, как если бы всякий мужчина, женщина, эльф, дварф, человек или полукровка считал себя одиноким идиотом и был просто поражен, когда оказался членом группы. Колеблясь, темплары потеряли время, и сумашедший набросился на незадачливого музыканта, который играл погребальную мелодию, но не видел приближающейся смерти.
Юноша закричал, когда длинный клинок врезался ему в руки. Его легкие дудочки выскользнули из пальцев и он упал на земля под тяжестью сумашедшего, обрушившегося на него сверху.
Закричав не хуже сумашедшего, тепмлар-эльфийка вырвалась из рядов колеблющихся темпларов. Между пальцев ее обеих рук сверкнули лезвия острых как бритва небольших ножей, она нырнула, перекатилась к сумашедшему и вонзила их в его бока под ребра. Находясь вне племени — а эльфийка-темплар была так далека от племени, как только эльф может быть — остроухие посетители Джоата обычно держались как можно дальше от любой ссоры и драки, но у них были свои понятия о дружбе и верности, хотя никакой не-эльф и не мог их понять, и эта эльфийка восприняла нападения на музыканта как нападение на себя.
Казалось, что она одна способна покончить с сумашедшим. Кровь хлыныла из ран, оставшихся после ударов ножей, и она обвила смертельным захватом его шею. Но никто, в том числе и Джоат, не решился подойти к ней и нанести последний удар.
Но сумашедший, которого все посчитали смертельно раненым, вдруг изогнулся как змея в хватке эльфийки. Забыв о музыканте, который остался жив после первоначальной атаки и лежал, стоная, на полу, скорчившись вокруг своих истекающих кровью рук, сумашедший ударил зубастой рукояткой своего длинного кинжала в незащищенное горло эльфийки. Та застонала и упала на землю.