– Смотри, Дуня, не нужно этого. Увидит Пелагея, или барин прознает – высекут за воровство до полусмерти.
С тех пор девушка складывала все на черный день. И вот, кажется, он наступил. “Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь”, – припомнила она строки из какой-то бариновой книги.
Неужели прав был поэт, неужели этот удивительный год, лучший в ее жизни, подходит к концу? Неужели она станет снова простой черной крестьянкой? Всем своим существом Дуня почувствовала, что надвигается что-то страшное…
Дуня закрыла последнюю страницу “Фанни” и облегченно вздохнула. Во рту пересохло от столь длительного чтения, нестерпимо хотелось пить, но она молчала, опасаясь очередной нервной вспышки барыни.
За две недели, что она читала книги, госпожа постоянно вспыхивала и ругалась, придираясь к любой мелочи. За год, что Дуня прислуживала в имении, барыня выпила в несколько раз меньше вишневой наливки, чем за эти две недели. Вот и теперь взгляд ее замутился, и она пристально посмотрела в глаза горничной.
– Антип затопил баню, как я велела? – сурово поинтересовалась госпожа, а язык ее слегка заплетался.
– Да, барыня.
– Тогда пошли.
Дуня впервые увидела свою госпожу голой, до этого той прислуживала в бане только пожилая Пелагея. Несомненно, барыня была красива со своими распущенными каштановыми волосами, но ее худенькое тело не шло ни в какое сравнение с пышными формами ее кузины.
В парной Дуня долго хлестала вениками хрупкое тело госпожи, постоянно вспоминая блаженные минуты, которые провела здесь в прошлом году с мадам Мари и барином. Задумавшись, она с трудом успела догнать выскочившую в конце концов из парной барыню и окатить ее ушатом ледяной воды.
– Иди, попарься сама и выходи, – скомандовала хозяйка. – Я тебе хочу что-то сказать.
Спустя несколько минут, когда раскрасневшаяся Евдокия вышла из парной, ее смутные тревоги отступили, и она в блаженстве распростерлась на лавке, прикрыв глаза от удовольствия.
Однако через несколько секунд от этого чудесного состояния не осталось и следа.
– Ложись на живот! – резко скомандовала барыня таким ледяным голосом, что, исполнив ее распоряжение, Евдокия похолодела от страха и не в силах была больше шевельнуться.
Она не сразу поняла, что госпожа связывает ей руки и ноги, а когда опомнилась, было уже поздно. Скосив глаза, она увидела в руках у барыни кнут, который со свистом опустился на ее роскошную попку. Нестерпимая боль пронзила тело, но, стиснув зубы, девушка промолчала. Только слезы потекли из ее глаз. Барыня стегнула Дуню еще несколько раз и, не дождавшись ни одного вскрика, отбросила кнут и присела рядом на корточки, с холодной улыбкой глядя в глаза девушке. Весь хмель остался в парной, и взгляд ее был чистым и ясным.