– Не извольте сумлеваться, Николай Петрович, все сделано. В сарайчике заперта. Сейчас приколотим. Вас ждали, разве ж можно вешать что без догляду! Народ-то уж больно на руку нечист.
Он махнул рукой плотнику, и тот побежал за вывеской. Дуня и Феофан до сих пор стояли на крыльце, боясь войти. Минут через десять на домике красовалась яркая вывеска: "Мастерская помещика Н.Каратаева. Портреты натуральные – дагеротипы".
– Эй, Фролка, где ты там? – крикнул барин, и приказчик тут же появился. – Давай документы. Молодец, мужик. Вовремя управился. Держи.
Он передал мужику пачку купюр и подписал бумаги.
– Ежели еще чего изволите, Николай Петрович, милости просим, – заверил барина Фрол, пряча деньги. – Исполним в лучшем виде! Меня весь город знает.
Не слушая больше мужика, Николай махнул рукой, и Антип с Иваном принялись разгружать телегу. Вскоре тяжелый аппарат стоял в мастерской, а на жилой половине появились койка, стол, кухонная утварь, мешок муки и еще кое-какие припасы на первое время.
– Это мой вам свадебный подарок, – ухмыльнулся барин и незаметно подмигнул Дуне. – Феофан, отвечаешь за все имущество. Вот договор с твоей подписью. Не забыл? Не дай бог что пропьешь или потеряешь – стряпчих найму и семь шкур с тебя спущу. Впрочем, отец Серафим за тебя поручился. Не посрами родителя! Дунька, а ты учет не забывай вести и деньги в имение посылать. Радуйся, Феофан, какую жену-красавицу отхватил! Живите дружно и счастливо!
Он махнул молодым рукой и резко зашагал из домика.
– Да благословит господь вас за доброту, Николай Петрович! – крикнула ему вслед Евдокия.
Барин швырнул мужикам монету.
– Антипка, Ивашка, молодцы, хорошо поработали. Выпейте где-нибудь водки – и обратно в имение.
Сам запрыгнул на коня и поскакал прочь. Дуня смотрела в окно, пока барин не исчез из виду.
– И чего ты плачешь, дура? – резко спросил Феофан: он увидел, как из глаз жены серебряными бусинками покатились предательские слезинки. – Все-таки с барином было у тебя что-то? Ишь, как расщедрился!
– Да уж, расщедрились господа! – зло ответила Дуня, вытирая слезы. – Забыл, как они меня изувечили?
Она нервно скинула одежду прямо на пол и голая повернулась к мужу спиной. Красные рубцы от барской плетки до сих пор не зажили.
– Гляди, Феофан, не забывай! Вот от чего ты меня спас, вольную вытребовал! По гроб жизни тебя любить за это буду! Вишь, даже барину совестно стало. Какой же ты непонятливый еще! По деревне я плакала, по матери. Как теперь одни будем? Ты меня поддержать должен, а не совестить. Эх, дурачок ты мой миленький!