– С какой стати крепостная крестьянка будет барину о таких вещах говорить? Это ее собственное дело.
– Но ты много раз имела возможность убедиться, что я не таков, как многие другие баре. Я бы тебя понял, придумал чего-нибудь. Так Феофан догадался, что это не его сын?
– Да.
Николай подошел к Дуне и обнял за плечи.
– Значит, наш род не прервался! Мой грех, получается, обернулся на благо. Дуня, ты не представляешь, какую мне радостную весть принесла!
И он впервые сам крепко и нежно поцеловал девушку в губы.
– Боже мой, Николай Петрович, как я счастлива! – Дуня заплакала и принялась неистово целовать бесконечно дорогое лицо.
Николай подхватил ее на руки и понес в спальню.
– Я и не представлял, как по тебе соскучился, Дуня! – шептал барин, срывая с девушки одежду. – Когда ты вошла в кабинет, будто бы солнце из-за туч выглянуло. Честное слово!
– Нешто правда, Николай Петрович? – прошептала Дуня. – Господи, за такие слова стоило все эти побои терпеть. Барин, миленький мой! Господи, как же люблю я вас! Как только увидела на веранде, так в груди все и опустилось. С тех пор и люблю!
Николай, сидя над девушкой, склонился к ее сочному лону и начал бережно поглаживать разбухший тайник. Не в силах больше терпеть, он лег на Дуню, и на несколько минут они слились в единое существо, катающееся и кувыркающееся по широкой кровати. Дуня стонала, кричала и плакала счастливыми слезами. Николай рычал, словно лев, раз за разом изливаясь внутрь женщины. До самого утра они не давали сомкнуть друг другу глаз, но и потом не могли заснуть, ударившись в воспоминания и не заметив, как перешли на ты.
– А помнишь, как тогда в бане? А помнишь, как тогда на лугу? А помнишь?…
– Уже год прошел со дня смерти Натальи, – грустно сказал Николай, когда воспоминания были исчерпаны. – Конечно, я буду всю жизнь ее любить, но теперь и мы с тобой сможем обвенчаться. На твой траур святая церковь посмотрит сквозь пальцы. В крайнем случае, пожертвую что-нибудь. Но будь готова, что тебя как барыню соседи долго не будут воспринимать. Может быть, ты в их глазах так навсегда и останешься черной крестьянкой. Им же не понять, что ты умнее и тоньше душой любой из этих помещиц по соседству. Зато я понимаю, и этого достаточно. На мнение света мне плевать. Пусть даже меня уберут с поста предводителя дворянства. Я не так глуп, чтобы слепо держаться за сословные предрассудки, если бог посылает мне новую любовь. Понимаешь?
– Понимаю, – прошептала Дуня. – Только что это ты планы строишь. А теперь все вольные, опять забыл? Даже предложения мне не сделал, а туда же!