– Никто не ждет меня, – сказал он с твердой уверенностью.
Ее движения были вялыми от возбуждения, когда она соскользнула с кровати и направилась к окну. Утреннее свинцовое небо расцвечивали снежинки, хаотично кружащиеся на слабом ветру.
– Ты не можешь утверждать этого, – настаивала она и, обернувшись, посмотрела на него.
Его лицо было повернуто к ней даже притом, что он не мог видеть ее, и жесткая линия его рта подсказала, что он рассердился. Простыня, обмотанная вокруг его талии, обнажала широкие плечи и грудь – он презирал и пижамы, и больничный халат, хотя, в конце концов, согласился носить пижамные штаны с отрезанными штанинами и разрезанными боковинами, таким образом он смог натянуть их на загипсованные ноги. Он выглядел худым, бледным и слабым от того, через что прошел, но так или иначе производил на людей внушительное впечатление. Не то чтобы он был совсем немощным, нет, если учесть ту силу, которую она только что ощутила в нем. Он, должно быть, был невероятно силен перед несчастным случаем. Те пять лет, что они не виделись, становились все большей тайной для нее.
– Так, значит, ты оставалась со мной все это время только потому, что у тебя комплекс матери Терезы? – спросил он резко.
Это был первый раз, когда она отказала ему в чем-либо, и Стиву это не понравилось. Если бы он мог ходить, то пошел бы за ней, ослепленный или нет, слабый или нет, несмотря на то, что большую часть времени все еще испытывал ужасную боль. Ничто не остановило бы его, и впервые она была благодарна за то, что у него сломаны ноги.
– Я никогда не ненавидела тебя, – она попыталась объяснить, зная, что обязана, по крайней мере, попытаться. – Не думаю, что мы друг друга очень любили, уж конечно, недостаточно для того, чтобы наш брак оказался крепким. Фрэнк попросил, чтобы я осталась, потому что подумал, что ты будешь нуждаться во мне, учитывая твое состояние. Даже майор Ланнинг сказал, что это поможет тебе восстановить память, если рядом будет находиться кто-то, кого ты знал до того случая. Так что... я осталась.
– Прекрати нести эту чушь, – ее попытка объяснить взбесила его еще больше, и это был такой вид гнева, с каким она прежде не сталкивалась.
Спокойный и собранный, он говорил гортанным голосом чуть громче шепота. Холодок пробежал по ее спине, когда она почувствовала его ярость, выплеснувшуюся на нее, как лед и пламя одновременно, даже притом, что он ни разу не пошевелился.
– Ты думаешь, из-за того, что я не могу видеть, я не понял, что ты возбудилась? Попробуй еще разок, дорогуша.