— Какая красивая песня, — отозвалась Вера. — Только грустная. Это оттуда? Из вашего времени, да?
— Да, Верочка. — Крамарчук задумчиво глядел на покрытую едва заметной рябью воду. На душе было грустно — не к месту припомнившиеся строки напомнили о семье. — Оттуда. Из будущего, ставшего прошлым. Или наоборот. Пойдем дальше?
Уловившая его состояние девушка молча кивнула.
Еще работала лодочная станция, и Юрий предложил прокатиться на лодке. Сказывалась ежедневная сидячая работа с бумагами и несколько проведенных в замкнутом помещении месяцев: несмотря на получасовую утреннюю гимнастику и принесенные по его просьбе гантели, подполковнику не хватало физической нагрузки. Поколебавшись секунду — видимо, прикидывала, насколько это опасно для столь ценного подопечного, Вера согласилась. Они взяли весла, прошли по щелястому дощатому причалу, лодочник оттолкнул лодку, и она заскользила по глади пруда.
Крамарчук с удовольствием греб, откровенно наслаждаясь возможностью поработать мышцами. Ну и вообще — когда еще можно будет вот так вот запросто покататься на лодке в центре Москвы, да еще и в обществе весьма красивой женщины? Справа затрезвонил трамвай, и Юрий вспомнил, как во время предыдущей прогулки Верочка рассказывала, что на нем она добирается на службу из Замоскворечья.
В прошлый раз они ездили в Сокольники. Спустившись в метро на площади Дзержинского, они сели тогда в красно-желтый вагон образца 1937 года с удобными кожаными диванами: в своем времени подполковник подобных уже не застал. Московское метро сорокового разительно отличалось от своего потомка из девяносто пятого года, когда Юрий приезжал сюда в последний раз. Толпы раздраженных людей на платформах, нищие, торговые ларьки и лотки в переходах, попрошайки в вагонах метро, усиленные в связи с началом первой чеченской войны патрули. Сравнение, увы, было отнюдь не в пользу будущего.
— Юрий Анатольевич, — нежный голос сержанта выдернул подполковника из воспоминаний, — кажется, мы сейчас протараним вон ту лодочку. — Девушка звонко засмеялась.
Выросший у моря Крамарчук привычно протабаН и л веслом, меняя курс. Убедившись, что утлое суденышко более не собирается устраивать аварийную ситуацию на воде, он тоже улыбнулся, взглянув на попутчицу:
— Простите, Верочка, задумался. Вспомнил нашу прошлую прогулку. Знаете, ваша Москва намного красивее моей. Мы слишком многое потеряли. — Подполковник сделал несколько сильных гребков. — Слишком многое...
Мгновенно став серьезной, девушка кивнула, продолжая внимательно наблюдать за Юрием. Вообще после того как сержанта посвятили в истинную историю Крамарчука, ее отношение к странному протеже народного комиссара изменилось. И помимо извечного женского любопытства и кокетства Веру порой охватывала жгучая жалость и сострадание к этому сильному и умному человеку. Ведь попав сюда, он лишился и семьи, и друзей, и некоторым образом даже самой Родины.