— Buon giomo! — ласково сказал Винченце.
Это он, растянувшись рядом на душистом сене, забавлялся с соломинкой.
Феликс застонал и закрыл голову руками.
— Я тоже очень sono contento di vederti, caro[63], — подхватил Винченце. — Как спалось? Ты знаешь, вот глядел на тебя и все думал — почему с нечистью прислали разбираться тебя? Ты ведь не монах, не священник, ни бесов изгнать не сумеешь, ни отчитать никого толком. Анафеме предать опять же. Что ж у вас в монастыре, не нашлось ни одного брата в приличной форме, чтоб по лесам за русалками гоняться?.. Ой, как представлю, — захихикал он, — рясу подберут, живот втянут — и ну напролом через чащу за девками!.. Право, смешно же, не дуйся.
— Это мое испытание, — ответил Феликс. — Если я справлюсь, раскрою, кто морочит чертовщиной деревенских, отец Тимофей благословит меня принять послушание.
Винченце хмыкнул:
— Да если ты тут всю нечисть разгонишь, тебя сразу в епископы надо рукополагать! Или кардиналы. Слушай, а зачем тебе в монахи идти, тебе больше заняться нечем?
— Отец Тимофей уговаривает уехать в город, поступить в семинарию, — признался Феликс. — Но я не представляю себе жизни без монастыря.
— Э, брат Феникс, я прав, ты трус, — вздохнул Винченце. — Мир огромен, а ты хочешь до старости просидеть взаперти в сырой келье, так ничего и не увидев из прекрасного божественного Творения. Заплесневеешь годам к сорока, захочешь вырваться — да поздно будет.
— А кому я нужен в миру? У меня ни родных, ни близких.
— Как будто они у всякого есть! — воскликнул Винченце, и в тоне отразилось что-то личное. — Хотя… Ты вправду никогда не думал, кто твои родители? Впрочем, что тут гадать. Я слишком часто слышал истории, подобные твоей.
— Что ты хочешь сказать? — встрепенулся Феликс.
— Ну сам рассуди, не маленький, понимать должен. Монастырь ведь не на острове в океане стоит — рядом деревеньки, а там женщины, девки. Они, наверное, и в церковь на службу приходят, глаза братьям мозолят. А чтоб обеты вернее хранить, хоть раз в жизни их нужно непременно нарушить. Иначе как же от греха уберечься, коль не знаешь, каков он?.. А после вот, плоды познания подкидывают. И готов поклясться, что вся обитель прекрасно осведомлена о тайне твоего рождения — кроме тебя самого. Помнишь, как вчера та сумасшедшая брюнетка кричала? Тут то же самое — людское общество везде одинаково.
— Ты думаешь? — с недоверием покачал головой Феликс.
— Sonosicuro![64] Много ли там еще, кроме тебя, воспитанников? Никого? Но почему-то тебя не отдали на воспитание в семью, не передали в обычный приют. Возможно, ты замечал, что кто-то из обитателей обители особенно заботливо к тебе относится. Или даже стал твоим крестным, чтоб официально дать свое имя. Вероятно? Более чем.