— Я знаю, что я для вашего брата как кость в горле, — прошипел Винченце ему в ухо. — Кстати, сударь, вы тут на чужой территории, так что помощи ждать вам неоткуда. — И занес лезвие для удара.
Француз напрягся всем телом, навалился спиной на грудь державшего его сзади Винченце, повалил его какой-то нечеловеческой тяжестью. Распластанный, вдавленный в землю Винченце увидел над собой не лицо, а оскаленную морду зверя.
— И ты туда же? — фыркнул он, хотя другой бы на его месте под когтями хищного чудища вряд ли нашел повод для веселья.
Новый оборотень зарычал в ответ. Но добыча неожиданно ушла от неповоротливого хищника — ускользнула между лап юрким горностаем, сверкнув в лунном луче дорогой шерсткой, скрылась в неприметной норке между корней. Волк рыкнул, припал к земле — и уже змея, свиваясь кольцами, метнулась к норе. Не успел исчезнуть среди травы длинный, гибкий хвост, как Винченце, вернув себе прежний облик и истинный размер, быстро отряхнувшись от прилипшей к волосам земли, взвел револьвер и нацелил мушку на прикрытый хворостом лаз. Только он не успел заметить, что у норки есть еще один выход и выползшая на поверхность змея уже изготовилась к броску. Ядовитые клыки клацнули впустую, раздвоенный язык щекотнуло кончиком длинного пера — из-под носа упорхнул легкий маленький ястреб. Рассекая воздух мощными крыльями, следом в синий сумрак поднялся желтоглазый беркут.
Погоня продолжилась в предрассветном небе под тающими звездами. Ястреб кружил, петлял, камнем падал вниз — беркут не отставал. Стрелой пролетев над спящей усадьбой со скоростью, на какие только были способны острые крылья, ястреб нырнул в глухую тень, пронесся между деревьев и резко поднялся ввысь — неожиданно для беркута, который не успел понять, что перед ним не свободная даль, а кирпичная стена флигеля, искусно расписанная под окружающий ночной пейзаж.
Ястреб не стал тратить время на злорадство — сквозь серебристое марево устремился навстречу занявшейся заре.
Феликс и представить себе не мог, как далеко оказался. Доверившись чутью зверя, он вышел к озеру и присвистнул — знакомый берег едва виднелся за сизой дымкой тумана, ровно на другой стороне. Делать нечего, пришлось снова стать рысью — по крайней мере, если приноровиться, на четырех конечностях бежалось быстрее и легче.
И все равно возвращение его настолько утомило, что он не нашел в себе сил добраться до деревни, хоть оставалось только пересечь луг и поле. В изнеможении растянулся под тенистыми еловыми ветками, щуря кошачьи глаза на пробивающиеся сквозь иглы косые лучи восходящею солнца, — и провалился в немую черноту сна, без грез и видений…