— Да, знатная рыбина, — вздохнул могильщик. — Дык, я че говорю, — продолжил он прерванную мысль, — я вчерась-то черта видал.
— Да ну? — поднял бровь Егор Кузьмич, впрочем, не особо удивленно. — Зеленого аль новой окраски?
— Не смейся, я серьезно говорю! Вот те крест! — побожился мужичок. — Ко мне вчерась, как стемнело, дед Федот пришел. И прямо так с порога заявляет: худо мне, я, мол, помирать собрался. Ну делать нечего, выпили с ним по маленькой с горя, огурчиком закусили — все как положено. Потом-то я вспомнил, что мне к свояченице идти, дочка у ней замуж выходит, а я, значится, как кум, обязан просто…
— Ну? — поторопил рассказчика кузнец.
— Ну и, значит, выпили мы с дедом и за дочку, и за свадьбу дочкину… И по стопочке за все остальное. А потом я фонарь взял и пошел могилу рыть. Чтоб, значит, на всякий случай имелась. Только, устамши, не рассчитал малость да шибко глубоко выкопал. Я и так, и этак — а вылезти не могу. Фонарь наверху выгорел весь, погас, значится…
— Ну и чего? — прервал Егор вошедшего во вкус повествователя.
— Лег я отдохнуть, — продолжал расписывать могильщик, не обращая внимания на недовольство слушателя. — Земля сырая, холодная — но не шибко, конечно, терпимо. Приятно даже после жары да работы. В общем, только я дух перевел, как вдруг на меня сверху… — эффектная пауза, — черт прыгает! Ка-ак выскочит из-под земли…
— Ты ж сказал, сверху? — не понял кузнец.
— Ну да, — кивнул мужичок. — Могилка-то глубокая получилась. Ты дослушай, не перебивай! Так, значится, выпрыгнул и давай на мне скакать! Весь живот отдавил, чуть дух вон не вышиб! Смотри, весь в синяках… Сам страшенный, жуть! Весь черный, как сажа. Рожа синяя, глазищи — во! Горят, как бешеные уголья в темноте. Волосья дыбом, рога острые. Скачет и приговаривает: кончай пить, кончай пить! А не бросишь, говорит, прокляну — и водка у тебя в горле будет подобна мертвому праху! Так и сказал, не поверишь, мертвому праху…
Могильщик размашисто осенил чело крестным знамением и еще для верности поплевал через левое плечо. (Слева от него как раз рос куст тальника, и Глаша поспешила отскочить подальше.)
— А потом ка-а-ак набросится на меня и давай душить! — со слезой в голосе добавил мужичок, — Едва вырвался, чуть плечо не вывихнул… И что тут делать прикажешь? — с тоской глянул снизу вверх на кузнеца, — Ведь «мертвому праху»!
— Не пей, — коротко сказал кузнец, пожав богатырскими плечами.
— А свадьба как же? — горестно вздохнул тот.
— Тогда пей, — как отрезал Егор Кузьмич. — Но… — поднял он палец перед носом могильщика, — …маленькими глотками и по чуть-чуть. Дабы не подавиться.