- Мороз может установиться в любое время, и тогда у нас останется не более суток, пока лёд на реке не окрепнет. Пока что погода благоприятна… но я менее всего советовал бы на это полагаться.
Тот еле заметно усмехнулся и кивнул. Всё понятно. Хоть магики и соблюдают нейтралитет, но видать, кто-то из них ворожит родному городу - да вестимо дело, не за пустые слова. Оно и понятно, если втихомолку да без шума, только для своих - на многое глаза закрывают.
А бургомистр продолжил негромко, словно говоря сам с собой.
- Ни в каких бумагах, естественно, ничего такого не будет. И официально на совете о таком даже не помышляли. Но я поговорил поодиночке, тайно, со всеми мало-мальски влиятельными членами городского совета, и моё мнение не только одобрили, но и поддержали…
Вот так и был сделан первый шаг маленькой девчонки к бездонному обрыву в Непознаваемое. Правда, тогда она ещё не знала об этом. И даже не задумывалась - верно, верно заметил Упырь. Кто же в пятнадцать думает о неизбежном - разве только неисправимые пессимисты?
А пока Линн лежала, закопавшись в груде мусора, которую устроила с подветренной стороны солдатня из лагеря графа Ледвика. Хоть и рыскали вокруг городских стен суровые и неулыбчивые патрули, хоть следили, чтобы никто не мог без ведома предводителя въехать, а тем более выехать и вызвать подмогу - а всё же обыскивать кучу отбросов и извергнутого содержимого солдатских задниц никто не додумался.
Запашок был ещё тот, вполне можно себе представить, но по крайней мере внутри было куда теплее, чем снаружи. А главное - между обгрызанным добела кабаньим черепом и порванным седлом прекрасно просматривался ряд палаток. И большое, алого шёлка жилище самого графа, поставленное посреди некоего подобия площади в центре лагеря.
- Твоё дело - сжить со света Ледвика. Как ты это сделаешь, меня не интересует. Иначе - ты знаешь, что тебя ожидает… - так напутствовал её Упырь перед тем, как Линн по верёвке спустилась с городской стены в мутную круговерть ночной вьюги.
Да, она знала. И это знание не раз и не два заставляло её содрогнуться - и помнить о своей ненависти. А пока что…
В прилаженном за пазухой мешочке, зажатый меж двух дощечек, до поры покоился нож из чёрного стекла. Стекло это добывали у подножия огнедышащих гор, на островах далёкого юга. И обладало оно тем свойством, что сколы его были острее всего, что и могла только измыслить пытливая мысль оружейников. Даже гномьей выделки сталь, заточенная до неимоверной остроты и легчайшим прикосновением убирающая поросль с дворянских щёк и подбородков, не могла сравниться с чёрным стеклом. Потому-то и пользовались этим дорогим, но ужасно хрупким материалом лекари - если им надо было зачем-то разрезать человеческую плоть, да иногда магики для своих жутко непонятных изысканий.