Тайны «Семи грехов» (Ильичёв) - страница 22

И старуха залилась хрипловатым надтреснутым смехом, кокетливо подернув плечиками.

«Этому Флерову явно приходилось смотреть сквозь пальцы на проказы молодой жены. А может быть профессор ушел с головой в науку и малевал картины, избегая от жестокой реальности. Хотя какое мне дело до личной жизни этих птеродактилей из доисторической эпохи?»

А Раиса Федоровна прозорливо заметила: Я вижу, что пейзажи вас не особенно впечатляют. Давайте пройдем в другую комнату. Там собраны портреты и жанровая живопись.

Косин нехотя последовал за хозяйкой. Но переступив порог, замер от неожиданности. С прямоугольника картины в раме из красного дерева прямо на него испытующе смотрели изображенные в полный рост дамы в кринолиновых платьях и кавалеры в средневековых камзолах. Художник поместил их на полотне строго симметрично: в вертикальный ряд по три с каждой стороны на равном расстоянии от расположенного в центре изображения надменно взирающей на окружающий мир красавицы, с вплетенной в искусственные волосы ядовито желтой лентой. Художник не пожалел черной краски, для общего мрачного фона картины. А мужские и женские фигуры поместил в светлые овалы. И это создало эффект присутствия на представлении феерической пьесы, в прологе которой на затемненной сцене высвечиваются театральными прожекторами все действующие лица приближающейся трагедии. Косин, испытывая необъяснимый страх перед устремленными на него семи парами глаз, осторожно приблизился к картине. Сразу стали различимы тщательно выписанные старославянской вязью надписи, венчающие, словно красно-огненные нимбы, головы персонажей. Косин не сразу поверил своим глазам: «Этот чудо-художник явно что-то перепутал: „Блуд“ олицетворяет дама с потупившимся скромным взором. Красавица „Зависть“ излучает благодушие, а на губах юной девушки „Уныние“ навечно застыла веселая улыбка и кажется, что она сейчас прыснет от жизнерадостного смеха. Да и расположенные на противоположной стороне в строгий вертикальный ряд кавалеры не оправдывают данных им художником аллегорических названий. „Сердолюбие“ — с его мягкими, добрыми чертами лица больше напоминает простодушного увальня, готового отдать последнюю рубаху ближнему. „Гнев“ воплощает добродушный толстяк, не способный даже муху обидеть. А худющий пожилой господин с изможденным лицом словно в насмешку воплощает „Чревоугодие“. И ко всем этим симпатичным приятным людям тянутся напоминающие паутину еле видимые красные нити от центральной фигуры „Гордыни“. Вот здесь художник не покривил душой. Надменный свысока взирающий на окружающий мир взгляд строгой госпожи демонстрирует её уверенность в собственном превосходстве. Подчеркивая особенность и верховенство „Гордыни“ над другими грехами, художник любовно выписал детали её богатого одеяния. Это было сделано мастерски: казалось складки атласного платья шевелятся и струятся от малейшего её движения. А если притронуться к накидке из горностая, то неминуемо ощутишь ласково-податливую мягкость её меха. И не оставляя никаких сомнений в царственном положении „Гордыни“ художник воодрузил на её голове корону, в которую поместил разноцветные стекляшки, имитирующие драгоценные камни. И эта деталь, по мнению художника, должна была окончательно убедить зрителей в реальном существовании зрелой дебелой красавицы».