Из-за хат выглядывали люди, в глазах мольба и приязнь, - дорогие мужественные лица, знаемые и неведомые, - словно откуда-то из другого мира прибыли. Хотелось приветить лесных гостей, да не каждый отважится. Запуганное село всколыхнула партизанская песня: "Ой гук, мати, гук!.." Песня билась в окна, полонила душу, - а уж Сень старался, выводил! Давно на селе не слышно было поющего голоса, отвыкли люди от человеческих чувств и радостей. Ей-ей, партизаны не знают страху. Если б угрожала опасность, разве б до песен было? Неужели так обойдется? А вдруг гитлеровцы соберут силы...
Кто без колебаний высыпал на дорогу, так это детвора. И среди них Грицко Забава и Надия Лелека. Они с восторгом глядели на вооруженных, в коротких кожушках, обвешанных гранатами партизан, покаравших врага. Эсэсовцы всюду нагнали страху, каждая хата жила под угрозой. А партизанам все нипочем. Покарали нелюдей и теперь с песнями возвращаются в лес. "Ой гук, мати, гук!.." Поют, заливаются. От всего сердца. Такие необычные, с алыми ленточками на шапках!
Черные платки с тревогой вышли навстречу партизанам, поклонились воинственной бороде, Мусию Завирюхе. Весть о расправе партизан с эсэсовцами долетела до каждой хаты, до каждого сердца. Только что будет дальше? Словно до того были одни радости.
Жалийка с Веремийкой, к ним присоединились Меланка Кострица и Варвара Снежко, наперебой стали умолять:
- Голубчики дорогие, защитники наши родные... Мы вас ждали, на вас надеялись. Разбейте сепаратор! Он из нас кровь вытянул! Он из нас силы высосал! Дети ложки молока не видят, все немцы хлещут, а нам перегнанное... Скоро спать не на чем будет, все подушки забрали для немецких офицеров.
Мусий Завирюха в ответ, сняв серую, зеньковскую, лохматую шапку, тоже низко поклонился женщинам, всему народу и распорядился, чтобы Родион и Сень уважили просьбу хозяек.
До чего же велико было удивление, когда буймирцы увидели среди партизан Родиона. Он с мягкой усмешкой приветствовал женское сословие Буймира, и ни у кого не осталось сомнений, что Родион совсем другим человеком стал, - куда девалась прежняя нелюдимость, хмурый вид, теперь это был приятный, общительный, мужественный усач. Кто знает, возможно, он с какой-то тайной целью подслуживался к немцам?
Проезжали как раз мимо молочной фермы, и Родион с Сенем с превеликой охотой прострочили автоматом сепаратор, разбили вдребезги всю посуду, бочки, бидоны. Правда, кое-что пригодилось бы им в землянке, да некогда было возиться. Ребятня завопила от удовольствия.
Конечно, людям надо было что-то сказать, но митинговать нет времени, надо спешить под защиту леса, пока немцы не подоспели. И Мусий Завирюха к месту ли, нет ли - второпях спрашивает: