Теперь немцы церковью приманивают молодежь.
Когда начали угонять девчат в Германию, Тихон перехватил Галю у колодца и давай запугивать:
- Будешь со мной жить, от Германии освобожу... Иначе несдобровать тебе, знатного отца дочь, активистка. Не помилуют. Я тебе и усадьбу выделю, и полдесятины прирежу, и от побоев освобожу...
- Ищи себе кого поглупей...
Разозлился, полоснул нагайкой дивчину - да я целую низку нанижу таких, как ты!
Тихон знает, как поступить. Обманул девушку, - мать предостерегает сына, - посыплются у нее дети, что путами опутают... "Прощевай, милая!" Добру молодцу быль не в укор...
Санька забирает у девчат золотые перстни, наряды, серьги - от угона в Германию выручает. Кто не угодил ненасытной старостиной дочке - стоит только шепнуть Тихону, - мигом шкуру спустит с непокорной. Боится полицай Саньку, знает ведь, что она с ефрейтором Куртом хороводится, а от ефрейтора зависит судьба Тихона. Мало того, Санька работает на гестапо: выведывает, вынюхивает, потом передает своему ефрейтору.
Жалийка обратилась к Селивону, чтобы дочь Оксану от неметчины спас.
- А у тебя есть чем дочь выкупить?
- Смилуйтесь, не отсылайте, одна она у меня.
- А мне двадцать надобно.
- Может, у кого двое, трое есть...
- Ты меня не учи, где брать.
Золотой крест старосте отдала, чтоб дочку не забирал. Поможет ли?
13
В хате пахло травами: убитая горем, враз постаревшая, Меланка Кострица, как малого ребенка, купала свою дочь в корыте. Причитала над истерзанным телом, ноги целовала, омывала слезами:
- Это ж ты умирать пришла...
Весть о том, что Меланкина Харитина бежала из Германии, вмиг облетела Буймир. Соседи через плетни, тайком, чтобы не узнал староста, передавали новость от хаты к хате.
Текля навестила невольницу. Иссохшая, без кровинки в лице, лежала она в белой полотняной рубашке. Крохотная рука в расшитом рукаве бессильно покоилась на рядне, беглянка помутнелыми, запавшими глазами водила вокруг... Без слов ясно было, как нелегко ей пришлось. Текля со слезами гладила холодную руку, слушала горестную повесть, всем сердцем сочувствуя несчастной, а сама глаз не могла отвести от тонкой шеи, от поседевшей косы, поредевших волос.
- Почему ты такая измученная? - допытывалась она у подруги.
- В колодках ходила, лебеду ела... Издевательств натерпелась. Вместо хлеба желудевыми галетами кормили нас - черствые, зеленые, цвелые, просто скрипят... Да еще буковых опилок подмешают, твердое дерево, зубами не перемелешь. Невыходившийся, невыбродивший, хлеб - как глина, к ножу липнет, расползается, будто только из печи. С голоду намучаешься, съешь еще того хуже, изжога изводит. Девчата капустный лист на огородах собирали, грызли, кто присоленный, кому и отварить малость удавалось. Как ни измываются над нами, а люди и на одном бурьяне живут.