В хате прибрано, стол накрыт белой скатертью, окна завешены: Меланка Кострица ради торжественного случая привела в порядок хату - из немецкой неволи дочь вырвалась. Едва стемнело, задворками, огородами, осторожно озираясь, потянулись к Меланке Кострице девчата. Каждой не терпится узнать, с какими вестями прибыла подруга. Поздоровавшись, садились на лавку, примолкшие, понурые - без слов видно... У каждой перед глазами судьба, которая, может, и ей суждена. Кто не помнит прежней, сильной, веселой Харитины? На прополке ли, на гулянке, коли песней зальется, любую за пояс заткнет.
- Взяла в руки кусок хлеба, задрожала вся, вот как изголодалась в неволе... - сказала Меланка Кострица.
- Почему же ты не давала знать о себе? - допытывались девчата.
- Я же писала, - если мать жива, пусть передаст луку, свеколки...
Да, видно, письма перехватывали, не доходили они до матери.
Пришли еще соседи. Лампа чадила, забивая ароматный запах ромашки, в хате рекой лились девичьи жалобы:
- Обкрадывают нас - везите, выходит, пшеницу, а сами ешьте опилки...
Харитина обернулась лицом к гостям и, не узнав никого, виновато сказала:
- Никудышная я стала... Туман застилает глаза... Все будто черным сукном застилает... Не знаю, куда деть ноги, ломит, сводит...
Мать кинулась к дочери, заботливо укутывает тонкие, как палочки, ноги, сквозь слезы приговаривает:
- Это ты умирать пришла... Я тебе на ночь керосином ноги натру...
Харитина слабо улыбнулась:
- Пусть умру, зато на родной земле...
Горько знать, что родная земля стала подневольной, все же девушка верит, что не удержаться врагу... Белые бороды, прославленные в свое время воины, успокаивают людей, упорно твердят, что Красная Армия непобедима.
Запавшую грудь разрывал кашель. Харитина изнеможенно застонала, захрипела, подушка окрасилась кровью. Обессиленно сказала:
- Подкованными конями нас топтали... Я призывала девчат одуматься, неужели мы станем для братьев своих делать колючую проволоку? Забастовали мы... Попадали на землю... Лежим... Гитлеровцы секут нас нагайками... Потом лошадьми давай топтать... Семь человек насмерть затоптали. Кому проломили грудную клетку, раздробили ребра.
Хата в немой печали слушала суровую повесть непокоренной девичьей воли.
Когда на следующий день ефрейтор Курт с полицаями пришел за девушкой (дошла весть о ней до гестапо, Санька рассказала) - Харитина лежала на лавке мертвая.
14
- А что Текля делает?
- Коросту...
Непривычные для слуха буймирцев разговоры велись теперь у колодца, на базаре, в церкви, по хатам - всюду, где только встречались люди.