Староста стоял как бы в забытьи, не заметил, что начальники теряют терпение, убедились - Селивон бессилен утихомирить разбушевавшуюся толпу. Шумахер подал знак, загремели трубы, заглушили людские вопли. Селивон пришел в себя, радужное видение исчезло как сон.
Чтобы девчата, чего доброго, не разбежались, школу охранял отряд пеших полицаев и конных немцев. Когда загремели трубы и колонна двинулась на станцию, а обезумевшие от горя матери бросились к дочерям, охрана выставила заслон. Полицаи в живот, в грудь тычут прикладами - назад! Немцы секут нагайками - цурюк! Матери, всхлипывая, причитая, бегут за колонной, надеясь на случай, чтобы сунуть дочери узелок. Когда отправляли девчат, полицаи, по приказу Шпанько, поснимали с них пояса, позабирали иголки, зачем?
...Матери взывают к белому свету, к праведному солнцу... От родной земли, что пока подневольная, задумал враг оторвать дочек. Пушки грохочут под Москвой, к нашему сердцу враг подбирается. Сыночки наши дорогие, голубчики наши милые! Все наши думы материнские устремлены к вам в этот тяжкий час, витают над вами как благословение... Хоть и не слышите вы нашего голоса, да матери верят, - долетит до вас наше слово, придаст вам силы и мужества... Сегодня гонят наших дочерей в неволю, но может ли враг сладить с людьми, когда в каждом сердце бьется ненависть и дух сопротивления!..
На станции под парами стоял поезд, двери товарных вагонов гостеприимно раскрыты, у каждых дверей немецкий часовой и два полицая. Девчат загоняли в вагоны, куда они с трудом влезали, так как не было ступенек. Где додумались поставить ящик, там толчеи не было.
Гремели трубы...
Из вагонов летели комья навоза.
Поодаль теснилась огромная толпа...
Матери наготовили узелков с едой, с теплыми вещами - чтобы не голодали, не мерзли девчата в дороге, - так не допускают...
В медном звоне тонули крики, надрывные вопли, девчата прямо руками выгребали из теплушек навоз, - вагоны подали из-под скота.
Воздух разрезал пронзительный свист паровоза, заглушив громкие марши оркестра и плач матерей...
Разряженная Санька, пышная, румяная, со сладостной усмешкой смотрела вслед поезду.
18
- А чтоб тебя бомба разорвала!
Санька и раньше с девчатами не церемонилась, а война обогатила ее словарь, и она теперь на новый лад кляла своих недругов. На Теклю напустилась. А что та могла поделать? Обидно сознавать свою беспомощность... Да кто нынче не беспомощен? Санька теперь над всеми девчатами верх взяла.
- Хоть на колодец не ходи...
Текля поставила ведра на лавку и стала рассказывать матери, как дочка старосты сулила сжить ее со свету. Грозилась всех девчат в бараний рог согнуть. Встретила Теклю на улице: