В голове не укладывается - щепотка соли сто рублей! Не подскочила бы часом цена на кукурузу!
Да еще хорошо, если у тебя есть чем смолоть, если ты обзавелся теркой...
Рабочие ходят по селам, мастерят людям ручные мельницы-дерушки...
Селивонов родственник Гаврила - тот мешками муку гребет. В колхозе не видно, не слышно было человека, молчун, недотепа, молоко возил. Теперь, смотри, в какой азарт вошел! Мельницу завел. Притащил тайком два большущих каменных круга - точила у кузни лежали, приладил жернова. Подкормил двух приблудных лошадок. Даровая сила. Навозил лесу. Нанял мастеров, и те ему поставили мельницу. Но уж только к нему с узелком не суйся - что я тебе, вхолостую буду гонять лошадей? А уж везти, так чувал. На всю округу теперь известен. Все начальники у него пьют-гуляют.
День уже угасал, а соседки все еще не наговорились, не вытрясли всех новостей. Иной, смотришь, пойдет на базар, где скопилось людское сборище со всего света со своими заботами, протопчется там целый день, да так ничего не увидит и не услышит. Высмотрит он, к примеру, что на базаре появились иконы - рядом с Георгием Победоносцем продают портреты Гитлера, да что-то не очень покупали, а около самогона - народищу, не продерешься... И Селивон - навеселе, конечно, - по майдану расхаживает, свою душеньку тешит: хошь покупай, хошь продавай - вольная торговля! Забыл, как на прошлой неделе в Буймире прошелся сапожищами по торговому ряду, раскидал пшено, фасоль, кукурузу. "Я кому сказал, чтобы никаких базаров! Марш в поле к молотилке!" Бабы от него врассыпную, попрятались в церкви.
Смеркалось. Пахло дымом и кизяками. Жалийка с Кострицей шли сельской улицей, теперь уже молча.
26
Шумахер бил Родиона не то чтобы со зла, скорее надменно-пренебрежительно "гладил" сложенной вдвое нагайкой по мясистой роже, размеренно, с брезгливой гримасой полосовал румяное, с каждым ударом все гуще синевшее лицо, похоже, больше со стыда, чем от боли... Молодицы, девчата смотрят - при всех так обойтись с Родионом. Человек стоит во главе крупного хозяйства, распоряжается, руководит, - какой же он теперь начальник над людьми?! Родион, переминаясь с ноги на ногу, в замешательстве таращил обалделые глаза, криво усмехался, мол, не в шутку ли бьет комендант его по роже... Да еще у самой дороги, машины мимо проносятся, немцы ржут, гогочут... Какие тут, к дьяволу, шутки, когда все лицо распухло?
Рядом с комендантом мрачно супил брови староста, осуждающе посматривал на Родиона. Натворить такого: подсолнечник не собран, кукуруза не выломана, хлеб не успели перемолотить, а он в воскресенье дал людям выходной день! Кого спросил, кто тебе позволил? Подсолнечник уже наполовину высыпался, ветром выдуло семена, какие не высыпались - погнили, зацвели, плесенью покрылись, прогоркли, какое из них масло.