Увидев входящего к ней студента, Мяонян кокетливо улыбнулась и заметила:
— Ба! Господин студент! Полгода ко мне не заглядывали! Отчего же?
— А все дела, дела. Вот выдалась свободная минута, и зашел повидать. — Мяонян принесла ему чаю. Юэшэн незаметно положил на язык три пилюли, и тотчас с ним произошло нечто невообразимое: едва снадобье достигло желудка, его нефритовая плоть сотряслась, восстала и стала твердо стоящей. Притом разгорячилась, точно раскаленное железо.
Мяонян и Юэшэн переругивались недолго. Взявшись за руки, они вошли за полог. Сняли платье и возлегли. Мяонян была чрезвычайно бела кожей, телом пышна и гладка, точно умащена притираниями. Она охотно легла в постель и, раздвинув «золотые лотосы» — крошечные бинтованные ножки,[12] вскинула их на плечи студенту. Тот, не тратя время попусту, погрузился в нее. Проникнув в цветущие чертоги, он еще более взыграл духом и пустился в бой с оружием наизготове. Мяонян тотчас уловила в его поведении нечто новое, а именно ощутила в себе некое орудие, которое доставляло ей невыразимую радость. Мягким и кокетливым голосом сказала Юэшэну:
— Сегодня ваша штуковина подобна факелу и вовсе не похожа на то орудие, коим вы обладали прежде. Сколь верно гласит древнее речение: «Когда трое не видят того, что очевидно, пусть выколют себе глаза — тогда увидят».
— У великого таланта всегда много обликов, — ответил тот, и с этими словами он с неудержимой энергией принялся вставлять и вытаскивать из нее свой посох.
Мяонян вихляла и раскачивала бедрами. Из лона непрерывным потоком истекала влага естества. Ноги и руки были раскинуты, а в головке у нее вертелась одна мысль: «С давних пор, как я стала «цветком, над коим стелются туманы», многие доставляли мне удовольствие. Но никогда прежде мне не было столь хорошо».
Только около полудня Мяонян была полностью ублаготворена. Но когда подошло время зажигать светильник, Юэшэн вновь вдохновился и, воспрянув духом, снова и снова начал метать стрелы.
— Не возвращайтесь домой, — предложила Мяонян студенту. — Останьтесь у меня. Есть у меня к вам разговор.
Юэшэн склонил голову в знак полного согласия. Влюбленные, как говорится, на время «отвели солдат и сняли латы», пригубили вина, откушали яств, а потом возлегли на изголовье и снова «воодушевили полки». Мяонян проявила огромную заинтересованность в любовной игре. Она крутила под ним бедрами и желала получить от студента все, на что тот был способен. Его жезл возрос и стал невообразимо тверд, он погружал его и вытаскивал, напрочь затыкая собой вход в нефритовые чертоги. Мяонян охала и ахала, но от студента не отлипалась. Когда действие киноварного порошка кончилось, студент спустил тетиву. Влага естества изливалась толчками, словно то был бьющий из-под земли горячий источник, обжигающий и едкий.