Надо бы почитать чего-нибудь про это, про все, а то какой-то досадный пробел в моем образовании. Как соотносится христианская традиция с мистикой и эзотерикой современности, какие сейчас направления, течения. Почему-то меня вдруг резко заинтересовали все эти вопросы, раньше такого не наблюдалось. Мне всегда были как-то параллельны новомодные увлечения некоторых моих современников.
Я тогда так и не решил для себя — какое дело мне предстоит: доброе или не очень. По всем формальным признакам вроде как вполне доброе. Или, говоря старинным языком — «богоугодное». То бишь угодное какому-то богу. Побродив по парку, я несколько успокоился, и мир постепенно снова приобрел свои прежние краски. Я еще раз посмотрел на старые стволы деревьев, на их густые кроны, на пробивающееся сквозь них солнце, повернулся и быстро пошел в направлении станции метро.
А молодое лето тем временем вступало в свои права. На деревьях в парке давно уже густела яркая зелень, и у листьев появляется глубокий малахитовый тон. Свежая поросль еще не покрылась городской пылью, а разнообразная птичья мелочь звонко пела в ветвях. Июньская погода в Москве, как правило, неустойчива и непостоянна. При смене воздушных масс грохочут грозы, поливают ливни, разбрасывается град, а изредка дело доходит до образования смерчей. На моей памяти такое даже случилось как-то однажды…
С Валерием мы потом уже не виделись лично, но часто и долго общались по телефону и через Интернет. Он оказался удивительно интересным и умным собеседником. Собственно тогда-то он и стал мне другом. Странная судьба! Пока он был в полном порядке, и владел хорошим банковским счетом, недвижимостью и кучей друзей, то меня он знать не хотел. А перед смертью, когда все свои средства он израсходовал на безуспешное лечение, и все прежние его друзья вдруг стали безумно заняты и очень связаны неотложными делами, он про меня вспомнил.
Потом я занялся своими делами. Съездил на пару дней в Питер, готовился у отпуску, завершал московские дела.
Я — наблюдатель, не вмешивающийся в происходящие события. Сиди и смотри. Смотри, как уходит твой друг. Уходит в черное ничто, в пустоту и бесконечное небытие. Что ему можно сказать? Ничего. Я не верю в реинкарнацию и в загробную жизнь. Не верю во всесилие Бога и во власть Дьявола. Поэтому не могу посоветовать молиться кому-то. Верю только в то, что смысл жизни в самой жизни. А если жизнь заканчивается, и заканчивается совсем не вовремя? Если не хочу такого конца? Если на моих глазах уходит мой друг, а я только свидетель? Зачем мне это надо? Это вообще кому-то надо? В смерти нет никакого смысла. Уйти, чтобы расчистить место для других? Это что, утешение для уходящего? Не надо ему такого утешения! Да и никому не надо.