Кроме одинаковых голосов в телефонной трубке, у Паши и Гоши, снимавших где-то углы, была похожая склонность бездомных бедолаг к радостям очага. Но если Паша грезил о торшере, в уютном свете которого он, как ему казалось, будет сочинять книгу о мизансцене, универсальные принципы построения коей, открытые им, перевернут все представления о театре и позволят любому недотепе играть гениально, то мечтой Гоши были дети. Как можно больше, но на худой конец хоть бы одно дитя! Собственно, одно у него и так было, но жена ушла к другому и дочку забрала.
Об этой дочке Гоша был способен рассказывать без конца, хотя она по малолетству не могла снабжать его представительными сюжетами. Но даже безоблачная доверчивость, с какой крошка позволяла приходящему папе вытирать ей попу, наполняла Гошу блаженством и казалась достойной описания. На его месте я бы так не умилялась: попу девчонке пора было подтирать самой — ей шел пятый год, она уже к вящему отцовскому восторгу сочинила стишок про маргаритки: “Я их срывать не буду, они прекрасны так!”
От скептических замечаний я, однако, воздерживалась. До поры до времени похождения дивной малютки устраивали меня все же больше, чем идиотские препирательства о том, почему я не хочу, неужели я обременена комплексами, при моей-то красоте, или я из самолюбия считаю нужным помурыжить его подольше, но, право же, нет нужды, он и так от меня без ума, разве не видно, или, может быть, на свое несчастье он мне противен, “тогда скажи прямо, я выдержу, мы даже не поссоримся, ты еще не знаешь Георгия Тульского: я не ссорюсь с женщинами, все мои бывшие любовницы для меня дороги, я остался им другом”.
— Да не противен, — втолковывала я, и унылое чувство, будто в эти моменты мой собеседник временно становится дебилом, заставляло меня подыскивать слова попроще. — И вовсе я тебя не мурыжу. Мне нужно время, чтобы понять, чего я хочу, чего нет. Как только пойму, не сомневайся: ты об этом узнаешь без проволочек. Если тебя все это тяготит, ты вправе уйти, я тоже не обижусь. Но мне наши отношения пока нравятся. Как выразилась твоя любимая поэтесса, “они прекрасны так!”
— Ясно…, — удрученный вздох. — Ты идешь от себя!
Тут я, признаться, тихо зашлась от восторга. Формулировка! В ней содержалась пленительная мысль, будто в подобном деле можно “идти от” кого-то другого. И не допущение, нет, — уверенность, что так бы и должно было быть, да вот, на беду, я сверх ожиданий оказалась своенравна…
О, мужские ожидания! Что-то во мне было такое, что порождало у противоположного пола надежды на власть, патриархальные мечты. В юности меня это бесило, потом стало забавлять, но в общем, я быстро поняла, что тут ничего не поделаешь. Так уж написано на роду: большинство моих побед — не более чем плод недоразумения. А большинство моих поклонников — не столько влюбленные, сколько мечтатели. Беспочвенные. Иначе говоря, прожектеры. Те, кто от разочарования, робости либо с устатку ищут тихой гавани в ее наиболее нудном, то бишь самом распространенном понимании. Да пошли они известно куда, эти заносчивые эмансипированные бабы! От ихних взбрыков, правда, кровь по жилам бежит быстрее, однако и рога, того гляди, быстро вырастут, и норов такой, что, пожалуй, не обломаешь. Нет, мне бы кого посмирней, попроще. Чтоб надежно. Без фокусов. Да вот хоть Саша Гирник. Чем плоха? Если присмотреться, даже и собой недурна. Мягкая, не балованная. С ней хлопот не будет!