Потом Зимин раздельно, по словам, выразительно и с силой выдал.
— Среди. Диверсантов. И. Пленных. Никто. Не. Выжил. Понятно?
Боец понятливо кивнул. Последнее что увидел в своей жизни Клаус, это был ствол русского пистолета ТТ, направленный ему в голову.
* * *
Минут через сорок к месту уничтожения немецкой диверсионной группы вышли бойцы одного из батальонов НКВД, принимающих участие в прочесывании лесного массива. Все тела, снаряжение и личные вещи в присутствии меня, старшего офицера НКВД, командира группы десантников были упакованы в плащ-палатки, перевязаны и опломбированы. После чего бойцы НКВД продолжили прочесывание, а наша группа в сопровождении дополнительного взвода охраны, двинулась к ближайшей дороге, где оповещенные по радио, нас ожидала охрана и автотранспорт.
Утро я встретил в машине, где после всей нервотрепки последнего времени, умудрился задремать.
В пригороде Москвы меня пересадили в отдельную машину и снова улицы города мелькают за окнами и внутренний двор Лубянки. В том же виде, как я бегал по лесу, облаченный в бронежилет, разгрузку, с автоматом, снова предстал перед хмурые очи грозного наркома внутренних дел. Это было не в его кабинете, а в подвале, но к счастью не в камере, а в оборудованной комнатке, где стояла обычная армейская кровать, тумбочка, стол и пара стульев. Видимо Берия тоже перенервничал, поэтому решил меня упрятать подальше, после всех приключений, до выяснения обстановки.
Он не был взбешен, это был взгляд уставшего человека. Берия сегодня рисковал почти всем. Я не думаю, что Сталин бы простил ему такой провал, если б со мной что-то случилось и информация и материальные доказательства моего истинного происхождения ушли к немцам. Видимо эта ночь была «веселой» не только для меня.
Когда Берия зашел в комнату, я сидел на кровати, вытянув ноги, и тупо рассматривал измазанные глиной носки сапог. Подскакивать, как солдатик при виде генерала не стал. Хватит, наскакался уже сегодня. Лаврентий Павлович, все прекрасно понимал. Он сел рядом на стул. Пауза затягивалась. Затем громко крикнул своего адъютанта, который буквально через несколько секунд в сопровождении еще одного офицера НКВД, внесли в комнату поднос, сервированный нехитрой мужской снедью, бутылкой коньяка и двумя рюмками. Что ж правильно, его подчиненные проморгали целую разведсеть у себя под носом, теперь ему и накрывать поляну, раз благодаря мне последствия не стали такими уж катастрофическими.
Мы, молча, опрокинули по рюмке, закусив тонко нарезанным лимоном. Ощутив как коньяк начал действовать, и напряжение последних часов стало потихоньку отпускать, расслабился и наконец-то встал, затрещав липучками, снял с себя разгрузку, бронежилет и остальную амуницию, побросав ее возле кровати. Берия, понаблюдав такой вот своеобразный военизированный стриптиз, решил нарушить молчание.