— Почему же никто не нашел серебра в вашем трюме? — сурово спросила Моник, когда меня опустили на палубу.
— Потому что трюм' проверить никто не догадался, ты сразу стала требовать у Моник Ключ!
— И где теперь мой дельфин? У Кристин его не было! Я смотрела ей прямо в глаза!
— Я и забыл о нем! — это было правдой, и я придумал на ходу: — Кристин хотела продолжить грабежи, но команда настаивала на возвращении в свое время. Вот собрание и решило у нее дельфина забрать и передать старому Мерфи — он очень хотел вернуться, и дельфин бы ему помог.
Моник задумалась.
— Да, глаз Мерфи я не видела… Ладно, попробуй все же еще раз все вспомнить, получше. Поднимайте его!
— А воды! — взмолился я. Солнце палило все сильней. — Ты обещала дать мне напиться, когда заговорю!
— Я пошутила. Хлещите сильней — он молоденький, выдержит.
Меня поднимали не меньше шести раз. Сколько точно — не могу сказать. Два раза я повторил историю почти слово в слово, а потом от жажды и боли в изломанных суставах начал путаться. Чтобы Моник поверила, я старался выглядеть униженным, сломанным… И, думаю, это у меня хорошо получалось — почти так и было на самом деле.
Когда мне развязали руки, я даже не сразу это почувствовал, так они затекли.
— Сядь! — Моник поняла, что я беспомощен и напоила меня сама, поднеся к потрескавшимся губам миску с водой. — Будем считать, что наш первый разговор окончен. Но это не значит, что я тебе поверила! Помни, Джон: я очень тепло к тебе отношусь, но это, увы, ничего не меняет. У меня много способов вытащить из тебя правду, так что хорошенько подумай в трюме. Если захочешь что-то сказать — крикни страже, и тебя отведут ко мне даже ночью.
Идти я не мог и обратно в клеть меня приволокли под руки.
— Поздравляю с боевым крещением! — весело поприветствовал меня Дюпон. — Но, как я вижу, это только начало! Поверь, скоро ты узнаешь, как счастлив человек, у которого ничего не болит. О, это высшее наслаждение! Но понимают это лишь те, кто рычит от боли.
На мое счастье, француз ошибся. Ночью начался шторм и уже скоро нас кидало по клети, словно кукол. Сперва мы цеплялись за прутья, но к полудню силы оставили нас. Испанцы не принесли нам ни еды, ни воды, а судя по доносящимся сверху крикам, кораблю приходилось несладко.
— Видать, у Моник морская болезнь! — предположил Дюпон, когда нас вместе швырнуло в угол. — Иначе давно бы за тобой прислала, ей любая погода не помеха!
Благодаря дельфину, который так помогал и «Устрице», и «Ла Навидад» в плаваниях, я до той поры не испытывал на себе силы настоящего шторма. Теперь мне пришлось узнать и что такое морская болезнь, да еще в довольно неподходящий момент — мне и так было несладко. Шторм бушевал пять дней, редкость даже для весны, и все это время я думал, что вот-вот умру. Стража лишь пару раз подавала нам кувшин с водой, а о сухарях никто даже не вспоминал.