Он провел нас через дом в сад.
— Пройдемся немного, пока дворецкий готовит чай?
Дорожка вела нас вверх по склону холма. Тиберг расспрашивал Юдит о ее делах, о ее планах, о ее работе на РХЗ. У него была приятная, спокойная манера задавать вопросы и выражать свой интерес к словам собеседника коротенькими замечаниями. И все-таки меня поразило то, как откровенно Юдит рассказала ему о своем уходе с РХЗ, разумеется ни словом не упомянув обо мне и моей роли в этой истории. Поразила меня и реакция Тиберга. Он никак не выразил ни недоверия к рассказу Юдит, ни возмущения по отношению к кому бы то ни было из действующих лиц, от Мишке до Кортена, ни сочувствия или сожаления. Он просто спокойно принял все к сведению.
К чаю дворецкий подал печенье. Мы сидели в большой комнате с роялем, которую Тиберг называл музыкальным салоном. Беседа приняла экономический уклон. Юдит легко манипулировала такими понятиями и терминами, как капитал и труд, затраты и прибыль, баланс внешней торговли и валовой социальный продукт. Мы с Тибергом сошлись во мнении, что идет балканизация Федеративной Республики Германия. Он сразу понял, что я имею в виду не турок в Кройцберге. Его тоже беспокоило, что количество поездов все сокращается, а точность их прибытия и отправления давно оставляет желать лучшего, что почта работает все меньше и все менее надежно, а полиция становится все грубее и жестче.
— Да… — задумчиво произнес он. — Инструкций уже так много, что сами чиновники не принимают их всерьез и применяют по настроению и желанию — то небрежно, а то и вообще никак. Когда это настроение и желание начнет регулировать взятка — уже вопрос времени. Я часто задумываюсь о том, какой тип промышленного общества возникнет из этой ситуации. Постдемократическая феодальная бюрократия?
Я люблю такие беседы. К сожалению, Филиппа интересуют только женщины, хотя он время от времени и читает, кругозор Эберхарда ограничивается тридцатью шестью клетками шахматной доски, а Вилли мыслил крупными эволюционными категориями и носился с идеей, что мир — или то, что оставит от него человек, — в следующем зоне достанется птицам.
Тиберг долго всматривался в мое лицо.
— Ну конечно. Хотя вы и приходитесь фрау Бухендорфф дядюшкой, это не значит, что вы обязательно должны носить ту же фамилию. Вы — доктор Зельб, прокурор в отставке.
— Да. Только не в отставке, а уволился в сорок пятом.
— Уволен, как я полагаю?
У меня не было желания объяснять ему обстоятельства моего увольнения. Юдит заметила это и включилась в наш разговор:
— Быть уволенным еще ничего не значит. Большинство из них опять вернулись. А дядя Герд — нет. Не потому, что у него не было возможности, а потому, что у него не было желания.