— Где будем играть?
— На нашем заводском корте, в Оггерсхайме, я могу дать вам схему проезда.
Попрощавшись с ней, я явился в вычислительный центр и попросил господина Таузендмильха, взяв с него слово, «что это останется строго между нами», распечатку актуального расписания тренировок на теннисных кортах.
— Вы в пять часов еще будете здесь? — спросил я его.
Он заканчивал работу в половине пятого, но поскольку был молод, то с готовностью согласился задержаться и дать мне ровно в пять еще одну распечатку.
— Я обязательно доложу директору, господину Фирнеру, о вашей самоотверженной помощи.
Он просиял.
По дороге к главной проходной мне встретился Шмальц.
— Ну, как пирог, понравился? — осведомился он.
Мне хотелось думать, что его съел таксист.
— Передайте вашей супруге мою сердечную благодарность. Очень вкусный пирог! Как дела у вашего Рихарда?
— Спасибо, нормально.
Бедный Рихард! Тебе никогда не дождаться от отца более высокой оценки.
В машине я просмотрел распечатку сегодняшнего расписания тренировок на кортах, хотя знал, что не найду в ней записи о резервировании теннисного времени для фрау Бухендорфф или для Мишке. Потом я какое-то время просто сидел и курил. Играть нам, собственно, и необязательно: если Мишке в пять часов приедет и в нашем распоряжении действительно будет корт, значит, он попался. Но я все же поехал в Херцогенрид,>[57] в школу к Бабс, которая была у меня в долгу, чтобы привлечь ее к участию в матче в качестве партнерши. Там как раз началась большая перемена, и я убедился, что Бабс была права: во всех углах обнимались и целовались парочки. Многие были в наушниках, даже среди тех, что стояли в компании с другими, играли или целовались. Может, им было недостаточно впечатлений, получаемых из внешнего мира? Или эти впечатления, наоборот, были для них невыносимы?
Я поймал Бабс в учительской, где она дискутировала с двумя практикантами о Бергенгрюне.>[58]
— А я считаю, что его надо вернуть в школьную программу, — сказал один. — Великий тиран и суд,>[59] политика вне примитивной, голой злободневности — это нужно нашей молодежи.
— Сегодня в мире опять столько страха, а Бергенгрюн говорит всем своим творчеством: не бойтесь! — поддержал другой.
— А мне кажется, Бергенгрюн безнадежно устарел… — растерянно возразила Бабс.
— Но фрау директор! — воскликнули ее оппоненты в унисон. — До Бёлля, Фриша и Хандке сегодня никому уже нет дела. Как же нам иначе подвести молодежь к теме новейшей истории?
— Бог в помощь! — прервал я дискуссию и отозвал Бабс в сторонку. — Извини, пожалуйста, но ты сегодня обязательно должна играть вместе со мной в теннис. Это очень важно!