— Не думаю, — ответил проводник. — Опять врут. Должны же они что-то на патроны выменивать. Получается так: вам говорят, что все на выброс, а сами караваны в большое метро отправляют. Так логично. Так человеку свойственно поступать с другими людьми.
— Но консервы, техника… Их уничтожают, чтобы никого не заразить!
— Да, правильно, — довольно согласился проводник. — Так хорошо врать, убедительно. Вопросов не остается, куда что делось. Вы, люди, будете друг друга до самой смерти пользовать. Поэтому все же вымрете. Мне жаль будет. Не у кого будет дальше учиться. — Его пискляво-хриплый кукольный голос звучал холодно.
— Что же это… — обалдело спрашивал сам себя Игорь. — Это что же… Всем врали?
— Говорю, ничего особенного. На других станциях тоже врут. И раньше, наверное, тоже врали. Если правду говорить, вами управлять не получится. Не переживай. Мы пришли!
Охотник выскользнул из неприметной щели, загороженной с другой стороны каким-то проржавевшим до дыр листом металла, огляделся и поманил Игоря.
— Вылезай скорей!
Он подождал, пока Князев неуклюже, цепляясь амуницией и эфесом шпаги, выберется наружу, и рачительно прикрыл ход жестью.
— Чтобы не шастали тут всякие, — пояснил он, набрасывая ногой мусор на «дверь». — А то повадятся лазать, замучаешься с ними.
Они находились в тесном промежутке между рифлеными железными стенами, окрашенными в разные цвета: левая была темно-синей, а правая, будто для контраста, — кроваво-красной. Было очень грязно, воняло прелой мочой и вообще всем подряд. Из слабо освещенного просвета впереди доносился нестройный хор голосов и музыка.
— Добро пожаловать, — проговорил Охотник.
— А что здесь такое? — Игорь был смущен непривычной какофонией, резавшей слух: дома, на Первомайской, было не в пример тише. — Праздник какой-то, что ли?
— Здесь каждый день — праздник. Не для всех, конечно. Это Новый Вавилон.
— Ты же говорил — Черкизон.
— Черкизон. Вавилон. Вечный город. Неуничтожимый. Говорят, еще до Катастрофы пытались его стереть с лица земли — впустую. Черкизон как опухоль. Сколько ни режь, только сильнее растет. Под землю закопался, в подвалы, в метро, и жив-здоров. Конец Света пережил. Нас с тобой переживет.
— А что тут? — обалдело оглядываясь вокруг, спросил Князев.
— Этот муравейник. — Проводник кивнул в сторону выхода. — Один огромный базар. Купить и продать можно все. И себя самого.
— Как это? — недоуменно покосился на него Игорь.
— Здесь самый большой вербовочный пункт во всем метро. Наняться можно куда угодно. Если что-нибудь умеешь, конечно. Хоть разнорабочим в Ганзу, хоть наемным солдатом в какую-нибудь ватагу. Если есть наклонности, — Охотник сощурился под кукольной маской, — и проституткой.