— Сражаюсь с волосами Зои, — ответила Сьюзен. — Поразительное явление. С виду волосы как волосы, а начинаешь их расчесывать и тут же понимаешь: нет, это что-то другое. Проволока, что ли.
Папа положил ладонь на плечо Сьюзен.
— Поторапливайтесь, — негромко сказал он. — Фотограф появится с минуты на минуту. Ваша мама уже сама не своя.
— Ну, полагаю, если ему придется подождать минут пять, Рождество все равно не отменят, — сказала Сьюзен.
Папа кивнул, улыбнулся. Ответ был правильный.
— Нашла! — крикнула откуда-то мама. — В корзинке с грязным бельем. Господи, я же могла засунуть его в стиральную машину.
Мама вошла в комнату, однако в зеркале не появилась. Папа снял руку с плеча Сьюзен.
— Зои почти готова, — сообщила она.
Мама вступила в зеркало. Лицо возбужденно-нетерпеливое, чреватое большим шумом.
— Давай, я сама закончу, — сказала она. И, отобрав у Сьюзен щетку, провела ею по волосам с силой, вытянувшей на поверхность сознания мысли самые потаенные. Зои позволила своим глазам увлажниться — пусть мысли перекипят в этой влаге. Она не издала ни звука.
Спустя недолгое время все уже сидели, наблюдая за приготовлениями мистера Флеминга, в предвечернем полумраке гостиной. Мистер Флеминг был низкорослым человеком в тяжелых очках, суетливым и вечно чем-то удивленным. Казалось, что прямо перед ним, не более чем в футе от его узкого, серьезного лица, совершается нечто невидимое, только ему и известное. Камера его стояла на трех журавлиных ногах, нацелив на гостиную незрячее око.
— Вы, главное, не волнуйтесь, — говорил он, опуская лампу. — Все займет лишь несколько минут. Правильно? Лишь несколько минут.
Зои и Билли сидели на софе. Он был в синем блейзере, с красным платочком, выступавшим из нагрудного кармана, точно предмет его тайной гордости. Билли пожелал сниматься сидя, потому что выглядел в этой позе более рослым, колени его были разведены в стороны, костлявые руки лежали, раскинутые, на софе. Билли считал так: многие вещи важны, но из этого вовсе не следует, что они заслуживают серьезного к себе отношения.
— Отличное платье, — сообщил он Зои, изогнув уголок рта.
Она сгорбилась. Лоб ее вспыхнул. Временами Билли говорил то, что думает, временами — нечто прямо противоположное. Платье было зеленое, перетянутое в талии лентой с красным бантом величиной в капустный кочан. Когда мама принесла его домой, Зои всего лишь пожала в непредусмотрительном согласии плечами. Она почему-то не до конца осознала, что ей придется надеть вот это и очень скоро.
— Пусть дети сядут на софу, — предложила мама. — А мы с тобой, Кон, встанем за ними.