Она подошла, погладила его по плечам, спросила:
— Как дела?
— Нормально, — ответил он. — Международная финансовая система — это полная жуть.
— Не сомневаюсь.
Теперь, когда Тодд перешел на последний курс, изучаемые им предметы казались Сьюзен пространными и далекими, как слухи, которые расползаются по горным хребтам Азии. В первые два года ей еще удавалось следить за учебой Тодда. Она могла представить себе, что такое литература двадцатого века, что такое биология клетки. Но сейчас он изучал незримые законы коммерции, историю идей. Сьюзен наблюдала за тем, как знания, которые приобретает Тодд, старят его, делают более непроницаемым. И думала о детях, которым она будет нужна, чтобы научить их доброте. Которым будет необходима ее доброта, необходима каждый час.
— Как прошел день? — спросил он.
— Хорошо. Все как всегда. Пойду займусь обедом.
— Ладно.
Она еще раз сжала его плечи и пошла на кухню. Квартира была уютной и безликой. Их первое совместное жилище, которое, впрочем, для Сьюзен почти ничего не значило. Оно было столь очевидно временным — как и ее работа. Сьюзен поддерживала в нем чистоту и порядок, иногда покупала цветы. И каждое утро, проснувшись, уже знала, из чего будет состоять вечерний обед. Один день порождал другой, следующий, но порою наступали странные, исполненные надежды мгновения, в которые она чувствовала, как что-то старается выбиться из нее наружу, мягко, но настойчиво давя изнутри на кожу.
Телефон зазвонил, когда она прополаскивала латук.
— Алло?
— Привет, милая.
— Привет, мам.
— Я не вовремя?
— Нет-нет. Я только-только обед начала готовить. Ну, как ты?
— О, у нас все хорошо.
Сьюзен слышала это, знала. Знала по стоявшему на линии гулу.
— Что случилось? — спросила она. — Что-то неладное?
— Да ничего. Ничего страшного. Просто позвонил Билли и сказал, что на Рождество домой не приедет, вот и все.
— А куда он собрался?
— К какому-то другу. У которого где-то есть коттедж. В Вермонте. Коттедж в Вермонте.
— Ну, наверное, это интересно, — сказала Сьюзен. — У Билли теперь своя жизнь, мам. Он не обязан приезжать домой на каждый праздник.
— Да я понимаю. Думаешь, я не понимаю? Пусть делает что ему по душе. Я и сама этого хочу.
— Но? — произнесла Сьюзен.
— Прошу прощения?
— Но что? Я же слышу, ты расстроена.
— Милая, разумеется, я расстроена. Какой же матери не хочется, чтобы ее дети приезжали домой на Рождество?
Сьюзен плечом прижала трубку к уху и начала рвать латук.
— Дело не только в этом, — сказала она. — В чем еще?
— Ах, милая, ты же все понимаешь.
— Нет, ты скажи.
— Мы обе прекрасно знаем, что Билли не хочет приезжать к нам на Рождество из-за твоего отца. Я знала, что так и будет. Ждала этого. Помнишь прошлое Рождество?