Я присела за стол, положила голову на руки. Сил не было, чувств не было, вставать и вообще шевелиться лишний раз совсем не хотелось. В ушах шумело. Я проваливалась в сон как в колодец. Еще успела задуматься над тем, что же опять мне привидится, — опять те коридоры с окнами или что-то иное?..
Ничего подобного. Снился мне какой-то сумбур, полный слепого отчаяния. Будто я лежу, крепко связанная по рукам и ногам, да еще и с кляпом во рту, не шевельнуться, не крикнуть, серый туман застит зрение — не разглядеть ничего дальше собственного носа. В тумане какие-то тени. Они двигаются, наплывают, пытают нечто безымянное, и снова отходят, теряются где-то вдалеке. И знаю ведь, что сон, а вырваться из него никак не могу. Не могу вырваться. Не могу проснуться.
Словно медленно, но неотвратимо погружаешься в глубину, тонешь в ней, но вроде бы еще не поздно выплыть наверх, к яркому солнцу. Вот только сил бороться уже нет никаких. Ни сил, ни воли. И тонешь, тонешь в глубине, которая становится все темнее, все теснее…
Я вскинулась, приходя в себя от пережитого во сне ужаса. Надо же. Так и проспала за столом остаток дня и всю ночь! То-то шея совсем затекла, головы не повернуть!
Аль-нданн Баирну сдержал слово. Пришлось мне на пару с Юлеськой выходить на улицы вместе с командой чистильщиков. Работа и впрямь оказалась не сложной, но ее было ужасно много. Не так-то просто содержать в чистоте улицы большого города. Столько всякого мусора скапливается за день! И вот мы ходили по закрепленному за нашей командой участку, подбирали все, что валялось под ногами, сгребали опавшие листья…
Юлеська злился и нервничал, полагая работу унизительной для собственного достоинства. А мне даже нравилось. Работаешь собственными руками, ни к каким Силам обращаться не нужно, голова остается пустой и свободной… воздух свежий… и если бы еще не усталость от непривычного дела, я бы вовсе не жаловалась. Пожалуй, продолжу и дальше убирать город в свое удовольствие даже после того, как Верховный сменит гнев на милость…
Старшего в нашей команде звали точно так же, как и моего незадачливого жениха, — Юлессу. Он очень любил свой город, и работа в городской службе быта приносила ему радость. Было в нем что-то от аль-нданна Баирну: такое же несуетное достоинство, степенная неторопливая уверенность в движениях и молчаливый характер. Он не спрашивал, за какие такие заслуги нас направили к нему в подчинение. Просто дал нам по метле и показал, что делать…
Юлессу просил меня сделать оберег для дочери.
— Одна она у меня, — сказал он с нежностью. — Подарок поднести хочу…