И, таким образом разукрашенная, поет она:
С старикашкою знакомство я свела
И шинпанское в кабинете с ним пила.
А он оказался шалун,
Сорвал с мине поцелуй.
Поет и думает: «Ну, вот — и я не хуже других».
* * *
Сейчас такую Верину, Дусину или Нюсю Огонек чрезвычайно напоминает Турция.
Действительно: жила девушка на черной половине и горя не знала… Если ее не особенно уважали, так зато над ней и не смеялись:
— Известно, Турция. Что с неё возьмешь! И вот познакомилась эта затрепанная девушка с Вильгельмом — говоруном, лихачом и воякой. Черт его знает, чем он ее обольстил, но только нет уже прежней девушки. Вместо неё вылезла на свет Божий Верина, Дусина, Катя Ойра, в неискусно заштопанных чулках, с грязной шеей, до обморока надушенная дешевыми немецкими духами. И ясно написано на ея голодном, напудренном лице:
— И я не хуже других. И я, как любая шикарная француженка или американка, щеголяющая в чудесных, как мечта, туалетах от Пакена, в тысячных, как солнце горящих, бриллиантах!.. И мы тоже не лыком шиты.
Бедная, обманутая, поглупевшая Турция. Именно, лыком она шита, и лыко её отовсюду торчит, как морская трава из старого тюфяка.
* * *
— Надо будет, — решило недавно турецкое правительство, — бумажные деньги выпустить. Что ж, другие державы выпускают — почему же нам не выпустить. И мы не хуже других.
Что это были за бумажные деньги и какое к ним было отношение — рассказывают заграничные корреспонденты: турки просто не принимали этих бумажек.
Каковы были торговые сделки и обороты при помощи этих денег — легко себе представить.
Заходит в лавку к какому-нибудь Мустафе покупатель и спрашивает:
— Есть кальян с насечкой?
— Есть.
— Покажи.
— А вот. — Хороший кальян. Купите.
— Сколько стоит?
— Сорок пиастров.
— Ладно. Получай деньги.
Мустафа упаковывает кальян, a покупатель выкладывает на прилавок четыре бумажки, искоса поглядывая на Мустафу.
— Это что такое? — спрашивает изумленный Мустафа.
— Деньги.
— Эти бумажки?
— Ну-да. Государственного казначейства.
— Да ведь это бумажки?
— Ну-да. По закону, кто откажется принять их, того заключают в тюрьму.
— Да ведь я тебе кальян не бумажный продаю?
— Поговори мне еще. Сейчас заявлю, куда надо.
Мустафа задумывается. Потом поднимает голову.
— Вам, собственно, что угодно?
— Да кальян же, чудак.
— Кальян? Да у меня нет кальянов.
— А этот? Который ты завернул?
— Осел я! Разиня! Совсем и забыл, что я этот кальян давеча Сулейману продал! Вот бы история была! Нет, извините, эффенди, кальянов нет.
Покупатель со вздохом забирает свои бумажки и бредет дальше, солнцем палимый.