— Ну, ты и наглец!
— Не наглец, а мудрец, — поправил его мальчишка. — Да, кое-что знаю.
Мальчики подошли поближе и с нескрываемым интересом разглядывали маленького сорванца, а тот держал себя так беззаботно, словно только и ждал их.
— Ладно! — примирительно произнес Крум. — Давай знакомиться. Меня зовут Бочка. Крум Бочев, отсюда Бочка.
— Паскал! — сказал мальчишка. — Паскал Астарджиев! Без всяких «оттуда» и «отсюда»!
— Уж не француз ли ты? — полюбопытствовал Яни.
— Нет! И это не прозвище, — объяснил Паскал. — Мама когда-то учила французский, считает себя чуть ли не француженкой и потому так меня назвала.
— Хорош гусь! — воскликнул Спас. — Тебя с утра заводят или с вечера? Мелешь языком как заведенный!
Паскал впился в Спаса светлыми глазами, на остром личике мелькнула чуть заметная усмешка:
— У меня есть уши. Слушаю, как болтают старшие, и следую их примеру.
Иванчо угрожающе засопел. Крум повернулся к Андро:
— Еще один подражатель!
— При-ду-рок! — вдруг прыснул Андро и зашелся от смеха. — Ничего себе, прилепили прозвище Йоте!
Иванчо сконфуженно засопел. Была у него такая привычка — громко сопеть. Когда его вызывали к доске, он сопел от напряжения, даже если хорошо знал урок. Иванчо единственный в классе, а может, и в школе ходил с коротко остриженными волосами. И когда сердился или волновался, становился ужасно похож на неуклюжего и смешного младенца.
— Все культуристы придурковатые! Как правило, — продолжал Паскал без запинки. — У них мускулов мешок, а голова с булавочную головку.
Он говорил легко, свободно, четко выговаривая слова и, главное, без тени смущения. Мальчиков заинтересовал этот словно свалившийся с неба прямо под их фонарь маленький храбрец.
— Ты чавдарец? — спросил Крум.
— Какой еще чавдарец?
— Ну, кто еще не пионер, с синим галстуком, — озадаченно ответил Крум.
Чтобы такой мальчишка, как Паскал, не знал, кто такие чавдарцы?!
— А мы, пионеры, — продолжал Крум, — постарше чавдарцев и носим красные галстуки, как у Яни.
Низенький, коренастый Яни расправил сильные плечи, выпятил грудь. Он один из мальчиков был с красным пионерским галстуком, и поэтому Крум кивнул на него.
— Сам знаю, нечего объяснять, — буркнул Паскал.
— Ты, я смотрю, слишком много знаешь, — насупился Иванчо.
— Много! — согласился Паскал. — А ты разве не хочешь знать много?
— Знаю и я кое-что. Но с нами это не пройдет!
— Что не пройдет?
— Сейчас врежу — и узнаешь! — пригрозил Иванчо и так весь напрягся, что и вправду стал похож на культуриста. Вот только сравнение с булавочной головкой было не к месту: голова у Иванчо массивная, большая, лицо широкое и доброе. И хотя он изо всех сил старался казаться свирепым, добродушная улыбка не сходила с его лица.