Ночная тьма в соединении с этими яростными чувствами вызвала в ней ощущение, что это дурной сон. Ей казалось, что она действительно вернулась во Францию, что она находится в своем замке в Пуату, где всего шесть лет назад она была совсем одна, оставленная всеми, где она пробуждалась ночью, томимая желанием мужской любви, сожалением об утраченном счастье и навязчивой мыслью о подстерегающей ее опасности. Все ее члены охватила дрожь. Анжелика не могла контролировать это ранее пережитое впечатление приближающейся неминуемой катастрофы.
Она поднялась. Руками ощупывала мебель, стараясь определить реальность окружающего. Глобус и астролябия были здесь. Но это ее не успокоило. Она чувствовала себя пленницей этого салона, этой неподвижной мебели, стеклянного экрана кормовых окон, разделенных неумолимым лунным светом на серебряные квадраты, казавшиеся Анжелике непреодолимой тюремной решеткой. Жизнь была позади.
Она мертва.
Ее и здесь подстерегал король. Ее больше не защищала завеса из деревьев ее неприступной провинции, где она когда-то безумно подняла мятеж. Не было ничего падежного, что могло бы противостоять власти суверена. Как бы далеко она ни убежала, король может ее настигнуть и придавить всей тяжестью своей злопамятности. Она попала в западню. Теперь наступил конец. Она умерла.
Он, Жоффрей де Пейрак, исчез. Где он? Он на другом конце земли, там, где светит солнце, а не луна, где сияет жизнь и нет места смерти. Никогда уже она не соединится с его обнаженным телом, сгорая от желания Она обречена жить пленницей этого корабля-фантома, этих сумрачных мест, до самой казни сохраняя воспоминания о земных радостях, об объятиях и безумных поцелуях, ставших теперь недоступными.
Это вероломство судьбы почти убило ее, исторгнув из нее сгон. Только не дважды, не дважды! умоляла она.
Сраженная беспощадным отчаянием, она вслушалась. В глухую ночь и услышала вдалеке вроде бы звук шагов. С этим неясным шумом к ней вернулось ощущение реальности. Это были живые звуки, и она сказала себе «Мы ведь в Канаде!» и она вновь прикоснулась к глобусу, но не в полусне, а чтобы убедиться в реальности настоящего. «Мы на „Голдсборо“ – повторяла она. Она говорила „мы“, чтобы воссоздать реальность, воспоминание о которой внезапно возникло в памяти, причиняя боль.
Он Жоффрей де Пейрак, должен быть наверху, на полуюте, оберегая ее ночной покой в этой суровой и далекой части Нового Света. А потом, вокруг него его люди, его корабли – этот флот, на якоре у подножия утесов Сент-Круа-де-Мерси. Вот какое название дали этому месту Сент-Круа-де-Мерси.