Это была бы первая смерть в Вапассу.
Лаймон Уайт, один из четырех первых шахтеров, которые появились в Вапассу, занимал старое жилище, послужившее убежище семье де Пейрак в первую зиму. Когда же было решено устроиться более широко, англичанин предпочел остаться там, уважая свои привычки и будучи склонным к одиночеству. Он был немым, потому что пуритане из Бостона вырвали ему язык, как еретику.
Это был спокойный работящий человек, очень способный и обязательный. Он попросил разрешения продолжать разработку некоторых полезных ископаемых, которые могли бы послужить помощью в жизни форта. Кроме того, поскольку по профессии он был оружейником, он продолжал охотно свое занятие, оказывая услуги жителям Вапассу. Время от времени они приносили ему оружие, чтобы он его подправил, починил или почистил. У него были охотничьи и боевые ружья, мушкеты, аркебузы, пистолеты и даже арбалеты… так же как и шпаги без эфеса и рукоятки, очень ценимые индейцами и часто встречающиеся в домашнем хозяйстве колонистов.
Когда кто-то входил в его дом, то оказывался в настоящем арсенале. Кроме того Лаймон умел делать порох и пули.
Анжелике нравилось заходить в старый дом, их первое убежище, которое навевало воспоминания о времени, прожитом героически и счастливо.
Немой англичанин предоставил испанцу свою собственную кровать. Когда Анжелика увидела дона Альвареса, лежащего на подушках, похудевшего и пожелтевшего, ее охватило дурное предчувствие. Она тоже упрекнула себя, что уделила недостаточно внимания окружающим. В Вапассу было теперь слишком много народу, слишком много детей, за которыми нужно следить, слишком много болтунов, которых нужно выслушать, а те, кто предпочитали молчать и тихо испустить дух в чужом углу – не испытывали затруднения.
– Но почему?.. – сказала она ему, опустившись на колени у его изголовья. – Дорогой дон Альварес, вы не позволили никому ухаживать за вами! Вы не считаете себя вправе обратиться с просьбой к женщине, даже если эта просьба заключается в чашке отвара. И вот где вы оказались теперь…
Она протянула руку к груди больного, но он удержал ее. Это был жест человека, переносящего невообразимые страдания, и малейшее движение исторгало стон из его уст.
– Нет, мадам! Я знаю, что ваши руки – руки целительницы. Но уже слишком поздно.
Она почувствовала опухоль.
Жоффрей де Пейрак по-испански выразил дружеские упреки своему другу – капитану испанской стражи.
Пока они возвращались в форт, она угадывала в нем напряжение, глухую боль, которые передавались и ей. Сколько же лет находится рядом с ним эта группа испанских наемников? Где он их встретил? Какие битвы выиграли они вместе?