– Я ваш неоплатный должник, сэр. Хотя в этом, будь проклята моя кровь, для меня нет ничего нового.
Сколько я себя помню, я был у кого-нибудь в долгу. Но это долг особого рода. Если бы вы выпустили кишки тому типу, который смылся невредимым, то я бы в тысячу раз сильнее был вам благодарен. Мир бы прекрасно обошёлся и без дона Серафино де Сотомайор, разрази его гром!
– Senor Jesus! No dias eso, querido![128] – воскликнула маленькая идальга. Чтобы смягчить свей протест, она погладила его по щеке. Нет, нет, Хорхито! Если бы такое случилось, моя совесть никогда не была бы спокойна. Если бы пролилась кровь моего брата, это убило бы меня!
– А моя кровь! Он со своими разбойниками пролил её достаточное количество, чтобы быть довольным! Или этот проклятый головорез надеялся выцедить её всю?
– Querido[129], – успокаивала его девушка. – Ведь это делалось, чтобы защитить меня. Он считал, что это его долг. Я никогда не простила бы ему, если бы он убил тебя. Ты знаешь, Хорхито, что это разбило бы моё сердце. И все же я могу понять Серафино. Давай же поблагодарим Бога и этого отважного сеньора за то, что не случилось худшего.
В каюту вошёл Тим, высокий, краснолицый шкипер, чтобы узнать, как себя чувствует мистер Ферфакс, и доложить, что «Цапля» взяла курс и быстро движется вперёд, подгоняемая лёгким южным бризом, оставив Ла-Ача на расстоянии шести миль за кормой.
– Все хорошо, что хорошо кончается, сэр. Для джентльмена, который прибыл с вами на борт, мы уже подыскали помещение.
В маленькой каюте я подвешу ему койку. Пойди, займись этим, Алькатрас, – приказал он негру. – Vamos![130] Ферфакс откинулся назад, полузакрыв глаза.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – повторил он, криво улыбнувшись, и Бладу почудилась в его голосе скрытая насмешка. Казалось, что, очутившись на койке и перевязав рану, он снова обрёл силу тела и духа.
– Твои драгоценности в безопасности, дорогая? – спросил он. накрыв своей ладонью руку девушки.
– Драгоценности? – Затаив дыхание, она задумчиво нахмурилась.
Внезапно на её лице мелькнул страх, она вскочила на ноги и прижала руки к сердцу:
– Драгоценности!
Ферфакс резко обернулся, глядя на её внезапно побледневшее лицо и расширившиеся глаза.
– Что такое? – ворчливо осведомился он. – С ними все в порядке?
Губы девушки дрогнули.
– Valda me Dios![131] Наверно, я уронила шкатулку, когда Серафино догнал нас.
Последовала затяжная пауза, которую Блад расценил как затишье перед бурей.
– Ты уронила шкатулку! – произнёс Ферфакс, и в его тоне послышалось зловещее спокойствие. Он остолбенело уставился на девушку, челюсть у него внезапно отвисла, в светлых глазах вспыхнуло пламя. – Ты уронила шкатулку? – переспросил он резким надтреснутым голосом. – Будь проклята моя кровь! Это невероятно! Ад и дьявол! Ты не могла уронить её!