* * *
Любовь… Обожавший Грина Сидорин, ждал ее прихода как Ассоль: только алые паруса — и никак иначе. Только гром посреди ясной лазури июльского полдня — на меньшее он не был согласен. Но шло время, грома не было, и алых парусов тоже. И кровь не отливала от лица, и не хотелось пройти колесом, как это сделала Дэзи из «Бегущей по волнам». Но, самое грустное, девушки, которых он встречал, совсем не походили на Дэзи, Ассоль или Джоанну из «Черной стрелы» Стивенсона, не говоря уже о Маше из «Капитанской дочки» — единственного произведения Пушкина, которое Асинкрит любил.
— Старик, очнись, — захмелевший от пива Вадик, поучал Сидорина. Они сидели на футбольном матче, а наступивший перерыв требовал дать выход эмоциям, — посмотри, сколько вокруг нас девушек. Умных, красивых…
— Ни одной не вижу, — обводя взглядом лужниковские трибуны, возразил Асинкрит.
— Да я про наш институт. Про Москву. И вообще, русские девушки самые красивые в мире. Слышишь?
— Очень даже хорошо слышу, можешь потише говорить.
— Не уходи от разговора. Я же вижу тебя насквозь. И даже знаю, о чем ты думаешь.
— Об этом не я один думаю: «Торпедо» пока летит.
— Какое «Торпедо»? Старик, ты не прав! Ты все ждешь… принцессу, все перины стелешь, горошинки подкладываешь…
— Нет, ты не Вадик, ты златоуст тверской. Господи, когда же перерыв закончится?
— Опять уходишь? А надо, как Пигмалион. Взял — мрамор, и слепил — Галатею! Чудо слепил. Вот как надо.
— Как ты повернул, милый мой. А я имею честь тебе возразить.
— Попробуй.
— Это у них в Греции мрамора сколько хочешь. А у нас все больше дерево. Вот сделаю я себе с душой, но деревянную…
— А ты постарайся.
— Постарайся, легко сказать. Я вот видел одну… каменную. В смысле, бабу.
— Где?
— В Коломенском стоит. Чувствую, я не лучше выва… выя… выяю. И совсем мне не хочется ее оживлять, с такими титьками и таким пузом.
— Опять все опошлил. Я же в переносном смысле.
— Хорошо, хорошо, не обижайся. Кстати, ты себе материал для будущего шедевра подобрал?
— Смеешься?
— Ничуть. Просто я тебе сто раз говорил: к этой жизни нельзя относиться серьезно. Сойдешь с ума.
— А по-моему, к жизни только серьезно и можно относиться. Галька Савчук.
— Что — Галька Савчук?
— Ну… ты про материал спрашивал. Ладно, давай футбол смотреть.
Сидорин хмыкнул про себя. Природная шатенка, зеленоглазая Галька была очень милой и серьезной девушкой. Все делала основательно и серьезно — писала ли курсовую, варила ли борщ, или влюблялась. К тому же с чувством юмора у нее все было в порядке, что Асинкрит очень ценил в девушках. Одним словом, Галина Савчук стала бы идеальной женой для Вадика. Тем более, подумал Сидорин, если уж он возомнил себя Пигмалионом, то работая над Галатеей-Галькой надо было только кое-что подправить. Но не зря Асинкрит хмыкнул незаметно для Вадика: буквально неделю назад соседка Галины по комнате в общежитии передала ему записку, в которой Савчук искренне и смущенно объяснялась Асинкриту в любви.